Форум города ПЕТУШКИ

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Форум города ПЕТУШКИ » О городе Петушки » Рассказы земляков. На фронте


Рассказы земляков. На фронте

Сообщений 1 страница 12 из 12

1

Эх, какая же будет счастливая ваша жизнь после войны! Помните о тех, кто жизнь отдал за Победу! Сколько их полегло молодых, – не уставал повторять наш отец, дедушка, прадед, а теперь уже прапрадед, дорогой нам человек, к сожалению ушедший из жизни ветеран ВОВ, уроженец д. Леоново Петушинского района Тихонов Владимир Андреевич.
https://i.imgur.com/njl7Fepm.jpg

   Остались только воспоминания о тяжелых боях, потерях товарищей, о послевоенных встречах с однополчанами и радостях Победы.
    Гордился Владимир Андреевич, что он ровесник Октября (родился в 1917г.), прошел с боями все 5 военных лет! До войны и после он трудился на шпульно-катушечной фабрике г. Петушки наладчиком станков, мастером.
    Здесь и познакомился со своей будущей женой Клавдией Ивановной Кузнецовой, можно сказать «певицей», планам которой не суждено было осуществиться. Её направили из «фабричного хора» в Москву, в хор им. Пятницкого. Приехав на Курский вокзал, услышала о начале войны. Успев купить батон и банку консервов, вернулась обратно и продолжила трудиться на фабрике, как все, неустанно повторяя «Всё для фронта! Всё для Победы!».
   Шили, как она говорила, ящики для снарядов, собирали одежду, особенно теплые вещи и отправляли на фронт.
    В самом начале войны, когда наша страна несла самые большие потери, геройски погиб наш родственник - курсант летного училища, Иван Червяков. Много похоронок приходило в нашу деревню. Но из года в год крепчала военная мощь страны! Были потери, но были и великие победы.
   Фронтовые рассказы Владимира Андреевича были короткими и скупыми, часто наворачивались слезы, но удержаться не мог, чтобы с нами не поделиться. Мы сочувствовали, поддерживали, и от этого ему становилось легче.
   Как-то был случай - во время короткой передышки один из бойцов обратился ко всем: – Товарищи, посмотрите-ка, едим из немецкого котелка американскую тушёнку, а что же наше? Все задумались. – Да хлеб! Хлеб, который у нас у каждого в руке, – проговорил отец. – А и правда, Андреевич, хлебушек, вот он наш родной, – солдат высоко поднял в руке ломоть хлеба. Все сразу оживились, повеселели, гордость переполняла бойцов, что основа всему – хлеб, и он наш, пахнувший домом, родиной.
    Владимир Андреевич воевал с «катюшами», новым видом оружия времен ВОВ. Вспоминая, когда «катюши» давали залп, солдаты радостно выкрикивали: «Бей фашистов! Наша взяла! Давай ещё огня!». Молниеносные залпы артиллерийских орудий делали своё победоносное дело! Уцелевший враг бежал в панике в разные стороны. Этой значимой помощи ждали на всех участках фронтов. Сделав несколько прицельных залпов, быстро меняли местоположение, чтобы неприятель не обнаружил, откуда ведется прицельный огонь. Этот вид оружия держали в строгой секретности.
  Часто рассказывал про Сталинградскую битву, как одну из самых кровопролитных сражений второй мировой войны. Сражение шло за каждый дом, каждую улицу. Волга в буквальном смысле «кипела» от взрывов снарядов. Постоянная, ни на минуту не прекращающаяся, бомбардировка. Видимости никакой, как будто небо соединилось с землёй, уходящей из-под ног. Под постоянным обстрелом, в кромешном дыму приходилось ему подвозить горючее и снаряды к артиллерийским установкам. Батальоны постоянно просили: огня, ещё огня! Горела нефть, разлившаяся по реке, и казалось, горела сама Волга.
  Через реку на противоположный берег переправлялись в постоянном движении пехотинцы, матросы и особенно запомнились молодые ребята, ещё «не обстрелянные», с блестящими лычками на мундирах. Это были курсанты-выпускники военных училищ. Нескончаемый поток.
   Мамаев курган, многократно переходивший от врага к нашим позициям, был сплошь покрыт, как коркой, осколками от разорвавшихся бомб, мин, снарядов, гранат. Какой же надо было обладать выдержкой, героизмом, чтобы выстоять и победить в этой ожесточенной битве, в кромешном аду, где дышалось с трудом.
   Приказ командования: «Стоять насмерть! Ни шагу назад! За Волгой врагу места нет!» А вот и первые орудийные залпы, их все больше и больше, земля дрожала под ногами. Бесконечная канонада, битва за каждый дом, за каждую пядь земли! Победа досталась большой ценой, Волга три дня «текла кровью». Бывало, каской зачерпнешь напиться – вода красная, – рассказывал Владимир Андреевич. Уцелевшие в этой жестокой битве «вчерашние ветераны» встречались ежегодно после войны в Волгограде, городе герое, бывшем Сталинграде, на Мамаевом кургане – мемориале в память всем погибшим.
   Каждый год, пока был жив, Владимир Андреевич выступал 9 мая у памятника погибшим в ВОВ, жителей д. Леоново. Ещё с вечера Клавдия Ивановна приводила в порядок его костюм, на котором сияли медали. Вечером приезжал его фронтовой друг Михаил Иванович Петрушин, и они втроём пели «Ты помнишь, товарищ, как вместе сражались…», «Ревела буря, дождь шумел…» и знаменитую «Катюшу». Это был хор двух ветеранов войны и запевалы – Клавдии Ивановны, ветерана трудового фронта. Пели с такой силой, мощью, будто шли в бой, вкладывая свои прожитые, войной спалённые события, в песнопение, что родственники, соседи и все, кто «заглянул на огонёк», подпевали, а то и просто с благодарностью слушали.
  Мы, потомки наших ветеранов, чтим и помним их военные и трудовые подвиги. В семейных альбомах храним эту память, как реликвию, как что-то очень ценное и дорогое. Эта наша общая память, наша гордость, наше наследие.
Анна Ковылина,
муз. руководитель МБДОУ «Детский сад №10»,  д. Новое Аннино, 2019г.
http://lubovbezusl.ru/publ/istorija/pok … 8-1-0-5310

Отредактировано Пётр Петрович (Вт, 4 Июл 2023 07:48:51)

0

2

Вот отрывок из предыстории нашего знакомства. «Обещал к вам зайти с документами, но, к сожалению, из-за ишемической болезни я этого сделать не могу. Однако, как и обещал, вышлю письмом фото военных лет и ряд других документов…». Это письмо, от 17 мая 2005 года, адресованное мне, хранится в краеведческом музее и навсегда останется уникальным свидетельством мужества и героизма наших воинов.
https://i.imgur.com/NNHe77Ym.jpg

Николай Степанович Потанин родился 20 мая 1923 года в деревне Васильки Анкудиновского сельского Совета. Деревня, наделённая таким притягательным названием, звала к вспаханной земле. Сколько вокруг неё росло васильков, простых и нежных, цветом схожих с небом! В деревне и школа была своя - начальная.
  После окончания четырёх классов вместе с другими детьми Николай ходил пешком в Караваевскую семилетнюю школу. 10 класс Костерёвской средней школы окончить ему не пришлось. 31 октября 1941 года Николаю Потанину пришла повестка…
«После призыва в армию я был направлен в Гороховецкие лагеря, где находился около двух недель. Жили мы там в казармах, покрытых еловым и сосновым лапником, вместо кроватей были земляные возвышения, а между ними проходы. Тогда, в ноябре 1941 года, были крепкие морозы. Кормили один раз в день, и едой это назвать язык не поворачивается, поэтому многие не выдерживали и умирали от недоедания и холодов. Но мне повезло, помогло образование.
   Меня вызвали в штаб и направили в 603 гвардейский стрелковый полк 4 гвардейской дивизии. В этом полку большинство её состава состояло из бойцов, призванных из городов Московской области: Орехово-Зуева, Электростали, Ногинска и других. Немало из них попали на фронт со школьной скамьи, как и я. Из числа юношей, родившихся в 1923 году, остались в живых один из 10 призванных в армию.
  Наш полк действовал в районе города Тихвин под Ленинградом. В первый боевой поход нас направили в населённый пункт, находившийся в 25 - 30 км от линии фронта. До нашего прибытия немцы его полностью сожгли. А мы от усталости, пройдя пешим ходом этот путь, и полуголодные, за отсутствием жилья сразу заснули на месте сгоревших строений вместе с командным составом. Я хорошо помню, как мне приснился сон, будто я лежу на кровати в родном доме, где тепло и уютно. И вдруг почувствовал удар в спину и возглас: «Вставай, начинай бегать!». Смотрю, передо мной стоит красноармеец пожилого возраста. Придя в себя, я узнал, что почти все 300 бойцов из подмосковных городов замёрзли. Разбудивший меня боец спросил: «А ты, видимо, из числа деревенских?». Я ответил: «Да, из деревни Васильки, там родился». От поселка Костерёво в Васильки каждую субботу и воскресенье туда и обратно почти 3 года я ходил пешком домой к родителям за пропитанием, в основном за картошкой. А это не близко. Видно, это и спасло меня от замерзания. По существу приходилось ходить в любую погоду, как видим, натренированность сыграла свою роль в моей судьбе.
  Позже 603 полк был пополнен, и опять моими ровесниками по возрасту. А в первый бой я вступил в первых числах января 1942 года. Нас ночью направили через железнодорожное полотно, где в лесу располагались немецкие войска для внезапного ночного удара. Было приказано не курить, не разговаривать, вести себя тихо. Недалеко от леса кто-то, наверно, назло, с умыслом, громко кашлянул. Почти тут же взвилась ракета и началась стрельба из всех видов оружия, снабжённого разрывными пулями. Нам показалось, что в нас стреляют с двух сторон. Взрывались пули, соприкасаясь с ветвями деревьев. Поэтому мы побежали не к железнодорожному полотну, а в обратном направлении, и оказались в полном окружении немецкими войсками. Я не знаю, сколько из нас осталось в живых, но остался единственный выход – выходить из окружения путём штыковой атаки. Надев на винтовки штыки, с диким криком «Ура!» - рванулись на прорыв.
Дальнейший ход атаки я не помню, так как двухметровый финн пронзил меня клинком, который прошёл по левой стороне головы, и я упал в глубокий снег. Когда я очнулся, наступила ночь. Возле меня никого не было, и я по хвойным деревьям определил, в каком направлении мне следует идти. Я вышел к железной дороге, когда уже стемнело. Я перешел железную дорогу 7 января 1942 года. Был сильный мороз, и я пошёл вглубь леса. На своём пути я встретил двух красноармейцев, и мы вместе стали решать, что делать дальше. Было два выхода: замерзать в лесу или искать какое-то укрытие. И, к нашей радости, на пути встретилась убитая лошадь, на которой находилось покрывало - мы посчитали, что немецкое, и недалеко от неё туалет. Наведя в нём кое-какой порядок, настелили хвойных веток и закрылись найденным покрывалом. Прижавшись друг к другу, мы согрелись и мгновенно заснули. Утром, голодные, пошли к убитой лошади добывать питание. Только разрезали лошадиный живот - недалеко от нас взрывается снаряд. Мы побежали прочь. Второй снаряд недалеко от нас тоже взорвался. Бежавшему с правой стороны бойцу осколок угодил в правый бок, а мне несколько осколков угодили между левой рукой и боком. Левая рука ниже локтя была до кости разрезана осколком, и два мелких осколка попали мне в правый бок. Перевязать мы себя сами не могли, и нести винтовки тоже. Поэтому винтовки положили на снег, ногами захватили ремни и, прижавшись друг к другу, пошли на выход из леса. После нас образовалась от крови полоса. К счастью для нас, мы вышли на проходившую недалеко от леса дорогу. Смотрим - идёт грузовая машина. Наша или немецкая - не знаем. Нас увидели, машина остановилась, к нам навстречу идёт военный, а на шапке у него сверкает красная звёздочка. Вместе с шофёром уложили они нас в кузов и доставили в полевой медсанбат. В нём от большой потери крови мой товарищ – второй попутчик, он тоже был из Московской области, умер. Думаю, о его кончине было сообщено родственникам.
  Через несколько дней меня, освободив от полчища вшей, отправили в военный госпиталь № 2309, в Вологду, в восьмидесяти километров от медсанбата. В дороге, в сильный мороз, я отморозил себе пальцы на обеих ногах. Лечился я в госпитале до 18 апреля 1942 года. После выписки был направлен в Горький. Из Горького я был направлен в город Моршанск Тамбовской области, где готовились воинские части, в особенности противотанковой артиллерии. После прошедшего там обучения мне сразу было присвоено звание старший сержант. В начале октября 1942 года я был направлен в Сталинград и участвовал в Сталинградской битве до 9 апреля 1943 года, т. е. по день вторичного ранения, в составе 54 отдельного гвардейского противотанкового истребительного дивизиона, который входил в состав 2-го гвардейского механизированного корпуса. Мне тогда было 19 лет».
Благодаря сайту МО «Память народа» я нашла приказ № 019 от 28 мая 1943 года о награждении особо отличившихся в боях, подписанный командиром 2-го гвардейского механизированного корпуса генерал-майором Свиридовым. К нему прилагается наградной лист: «Старший сержант Потанин Николай Степанович в дивизионе с мая 1942 года. Он вырос в нём от красноармейца до командира взвода. В боях за Родину в районе села Новоселовское товарищ Потанин, своим взводом преодолев пересечённую местность, выдвинулся вперёд и, умело маневрируя огнём, уничтожил до 40 человек гитлеровцев, 4 станковых пулемёта с прислугой, тем самым обеспечил продвижение вперёд нашей пехоты. За всё время боёв товарищ Потанин имеет на своём счету два подбитых танка, 1 пушку, 2 миномёта противника. На Северо-Западном фронте с июня по ноябрь 1942 года. За мужество и отвагу товарищ Потанин Н. С. заслуживает награждения медалью «За отвагу». Командир дивизиона гвардии майор Русаков».
   «Мне трудно сейчас вспомнить все события тех дней, но отдельные факты, вероятно, не исчезнут из памяти до конца жизни. Нельзя забыть последний бой, который произошёл 9 апреля 1943 года, уже после разгрома 6-й немецкой армии. В этот роковой для меня день я получил тяжёлое осколочное ранение. После ранения сразу был направлен на лечение в глубокий тыл, в военный госпиталь № 3923 города Медногорска Чкаловской (Оренбургской) области , из которого был выписан 17 июня 1943 года и признан ограниченно годным. В пути следования от Сталинграда до Медногорска я находился двадцать дней, тогда и проходило моё лечение. В поезде мне не было сделано ни одной перевязки, лишь забинтовывали те места, где просачивалась кровь, так как у медперсонала не хватало на это времени, поскольку на каждой железнодорожной станции оставляли по несколько умерших от ран солдат и офицеров. Военный врач госпиталя после длительных усилий по снятию засохших бинтов сказал: «Повезло тебе, воин. Если бы в ране не завелись черви, быть бы тебе без руки, а возможно, и без самой жизни». Медперсонал госпиталя был очень удивлён тем, что большой палец левой руки, почти полностью оторванный от ладони, за время поездки прирос к ней снизу. А об осколках в груди и в левом боку я узнал только в январе 1960 года в возрасте 36 лет при прохождении рентгена. И сейчас в голове торчит немалый осколок. А на правой руке возле указательного пальца осколок видно невооружённым глазом – так как он врос в кость.
  Если говорить о событиях, то запомнилось 2 февраля 1943 года. Это был день пленения фельдмаршала немецкой армии Паулюса. Мне и сейчас снятся толпы пленённых нами румынских солдат: грязных, немытых, оборванных и вшивых, которых нашему дивизиону было поручено отправлять за колючую проволоку. После окружения немцев нам было приказано сбивать их транспортные самолёты, направлявшиеся к окружённым и обратно. Однажды нам удалось из 45-мм орудия, углублённого в землю, с поднятым вверх стволом, сбить два транспортных самолёта. Один направлялся к окружённым, а другой обратно с ранеными, в основном, немецкими офицерами, даже с лошадью, очевидно, любимой одним из высокопоставленных офицеров. Было также много писем от окружённых немцев к своим родным в Германию. Я запомнил содержание одного письма  от 12 января 1943 года. Тогда я мог со словарём переводить с немецкого на русский: «Здесь суровые морозы затрудняют наше положение в окопах. Сидим в них не умытые, не бритые, как чушки, к тому же мучение со вшами. Ваш Ганс»…
  После выписки из госпиталя я был направлен в город Балаклея Харьковской области, в артиллерийский арсенал № 1 для дальнейшей военной службы, и назначен старшиной военной охраны этого арсенала, имевшего важное стратегическое значение, поскольку он снабжал Красную Армию всевозможной отремонтированной военной техникой, поступавшей с фронта для ремонта.
  За время военной службы я был награждён орденом Отечественной войны 1 степени, № 1501103, медалью «За оборону Сталинграда», № 003502.
  После окончания войны я был демобилизован из армии 31 октября 1945 года. Вернулся в Петушинский район, где до выхода на пенсию по возрасту - до ноября 1986 года -работал в отделах райисполкома на разных должностях. Самым длительным периодом была работа в качестве заведующего отделом социального обеспечения - в течение почти 25 лет, за что я был награждён орденом Трудового Красного Знамени под № 1023798».
  Негромкий подвиг простого русского солдата – пусть он навсегда останется мощной нравственной опорой на нашем жизненном пути. В этом, я думаю, и есть наша благодарная память.

Ольга Павловна Шуваева

0

3

Иван Павлович Зубков родился 22 августа 1922 года в деревне Липна. В семье Зубковых было 13 детей.
   На фронт мать, Мария Максимовна, проводила шестерых сыновей. Иван в семье был младшим. Он закончил восемь классов Костерёвской средней школы №1, затем ФЗО на комбинате имени Коминтерна. Стал работать токарем.
   На военную службу Ивана призвали в декабре 1941 года. В Арзамасском пулемётно – миномётном училище он обучался по специальности «станковый пулемётчик». Иван Павлович с улыбкой вспоминал, как старший лейтенант тренировал у курсантов выносливость марш-бросками: бегом гонял на стрельбище, а это восемь километров! Ещё одной рукой приходилось придерживать кожух с частями разобранного пулемёта «Максим», натиравшего плечи до крови. Колёса стучали по спине, а ствол со щитом упирался в живот.
   В июле 1942 года в ускоренном порядке курсантам присвоили звание «cержант» и досрочно отправили на 1-й Донской фронт в распоряжение командующего 62-й армией генерала В.И. Чуйкова.
   20 декабря 1942 года наши войска прорвали оборону немцев на северо-восточных рубежах Дона. Здесь, на 1-ом Донском фронте, Иван впервые увидел, как применяют новое оружие – «Катюши». Советские танки с пехотой продвинулись вглубь по фронту, но противник ещё оставался на флангах наших войск. Отделение станковых пулемётов под командованием Ивана Зубкова было замечено немецкими миномётчиками и накрыто огнём. Зима 1942 года выдалась на редкость морозная, снежная. Пулемёт и ящики с патронами остались на санках. Сами бойцы упали в снег. Обстрел продолжался с 10 утра и до 5 вечера, да такой, что пошевелиться было невозможно. Жизнь себе красноармейцы сохранили, но сильное переохлаждение сказалось потом на здоровье. У Ивана Павловича на старости отказали ноги.
   Ночью 24 декабря 1942 года, стрелковая рота, в которой служил Иван Зубков, двигалась колонной по дороге к ближайшей станице, оставленной немцами. Когда вошли, встретили засаду – около 300 «власовцев», засевших в домах, открыли ураганный огонь с обеих сторон улицы. Многие наши бойцы погибли. Оправившись от нападения, рота залегла. Вступив в бой с противником, Иван Зубков отстреливался. Перебегая дорогу с пулемётом, был ранен, пуля попала в ногу и вышла навылет. Спасла ограда дома, выложенная из булыжника. Иван успел перевалиться за неё, иначе был бы изрешечён пулями. Укрывшись за этими оградами, как за щитами, и вели бой наши солдаты.
   Командир роты, лежа под домом, услышал немецкую речь, доносившуюся из окна. Метнули гранаты, оттуда ответили автоматной очередью. Власовцев из станицы выбили, помогли подоспевшие наши части. Раненых направили в город Калач на берегу Дона. От станицы до станицы их перевозили на бричках, запряженных быками. Ивану запомнилось, как их – раненых расселили по 10-15 человек в госпитале, оборудованном в школе. Месяца три восстанавливали поврежденную ногу. Квалифицированные врачи лечили трудно заживающие раны грязями. Накладывали нагретую грязь на полчаса, затем тщательно промывали, прогревали, распаривали. Неподвижные нервные ткани на ноге постепенно восстановились.
   В марте 1943 года подлечившихся бойцов со всех частей собрали в отдельную учебную роту и направили в город Миллерово Ростовской области обучаться полковой разведке. Уже в августе командир взвода полковой разведки Иван Зубков набирал ребят из приходящего пополнения.
   Под Сталинградом немцы разбомбили зоопарк, и уцелевших голодных зверей солдаты с разрешения командиров взялись опекать. Так и появились в одном стрелковом полку верблюдица с верблюжонком, а в другом – медведь.
  Армия Чуйкова передвигалась по фронтам на запад, и «усыновлённые» звери не отставали, так и дошли до Берлина.
https://i.imgur.com/S1dbXjHm.jpg

  Содержались звери в продовольственной части обеспечения полка, расположенной в пяти километрах от основных частей. Бывало, какая рота отстанет, спрашивают не номер полка, а: «Здесь не проходили с верблюдом?», – «Туда прошли». Смирную, ручную верблюдицу запрягали как лошадь в тележку и перевозили на ней то обеды, то какие-либо грузы.
   Осенью 1943 года наши войска взяли Запорожье, вышли на ДнепроГЭС. Когда подходили к Кривому Рогу, а было это в конце 1943 года, ночью, командир взвода разведки Зубков получил задание выяснить, где проходит передовая, где противник, где расположены огневые точки немцев. В разведку на боевое охранение обычно выходят двое разведчиков и держатся впереди остальных, метрах в пятидесяти. Неожиданно немцы открыли огонь. Одного из разведчиков ранили, второго убили. Незамеченные, остальные разведчики залегли в паводковых овражках. Зубков насчитал, как семеро немцев сходятся к убитому. У разведчиков закон жёсткий: своих врагу не оставлять. Иван щёлкнул затвором ППШ. Не давая немцам вступить в бой первыми, Иван открыл огонь. Уложил на месте пятерых. Двое успели залечь. С близкого расстояния немцы забросали гранатами место, откуда стрелял Зубков. Взорвалось пять гранат. На Иване не было живого места. Накануне разведке выдали ватные брюки, фуфайки, меховые жилеты, шапки-ушанки. Одежда была вся пробита в клочья, вата свёртывалась и забивалась в мягкие ткани под кожу.
    Полуживого вытащили своего товарища разведчики: лицо, шея, руки – всё кровоточило. Шапка, наполненная кровью, сползала с головы. Сменил Иван три госпиталя. Доктора собрали заново, сшили.
  В марте 1944 года Иван Зубков был комиссован по ранению, нарушилась речь. Областной военкомат находился тогда в Московской области в городе Орехово-Зуево. Когда представитель приезжал выбирать ребят на военную службу, Зубкову каждый раз отказывали. Спрашивали, обращаясь к нему: «Где живёшь?» А у Зубкова на все вопросы «Пы-пы-пы». На бумаге написал «Петушки». Смешно и горько было вспоминать об этом Ивану Павловичу.
   Речь со временем восстановилась. Пять лет проработал Иван Зубков в военкомате города Укмергес в Литве, там только устанавливалась Советская власть. В Петушки вернулся уже в звании капитана. Иван Павлович был награждён медалью «За боевые заслуги», орденами Отечественной войны 1 и 2 степеней.
https://i.imgur.com/b7gCUl7m.jpg

   

  В мирное время он работал мастером в Петушинском лесхозе.

https://i.imgur.com/S4tvV0km.jpg

  Трудовой стаж – 47 лет. В 1972 году к боевым медалям добавилась медаль «Ветеран труда».
   Иван Зубков выжил в двух переломных великих сражениях Великой Отечественной войны: Сталинградской и Орловско-Курской битвах. Он не утратил жизнелюбия, юмора, всегда держался достойно, мужественно, как и подобает офицеру.
   Прожил Иван Павлович, благодаря каждодневному уходу его дочери Зои Ивановны, 98 лет. Он ушёл из жизни 19 февраля 2021 года.
Для нас он навсегда останется в памяти и в наших сердцах.
О.П. Шуваева,
заведующая отделом Петушинского краеведческого музея.

Для справки.  Во время войны в состав 28-ой резервной армии входили верблюды в качестве тягловой силы, т.к. автомашин и лошадей не хватало. Данная армия была сформирована в Астрахани во время боёв под Сталинградом. 350 диких верблюдов отловили в степи и приручили перевозить кладь. Большинство животных за время войны погибло, часть отдали в зоопарки. Пара верблюдов дошла до Берлина.
   Заслуги двугорбых помощников увековечены в памятнике в г. Ахтубинск Астраханской области:

https://i.imgur.com/a13jt05m.jpg

0

4

Рассказы разведчика

https://i.imgur.com/vwsPSDJm.jpg

https://i.imgur.com/E5Xm04Em.jpg

https://i.imgur.com/B2yMzxMm.jpg

https://i.imgur.com/TsSIdB1m.jpg

https://i.imgur.com/JqUnxWrm.jpg

0

5

Шура - так ласково звали Александра в его семье Кошелевых. Родился он 18 ноября 1925 года в д. Караваево вторым ребёнком в семье. Годом раньше родилась Клавдия. С ней Шура рос не разлей вода. Третьим ребёнком в их семье рос Борис, 1928 года рождения, а в августе 1942 года родилась самая младшая Рая.
   Мать Екатерина Алексеевна ходила работать по наряду в местном колхозе. Утром бригадир стучит ей в окно и назначает какую работу ей сегодня исполнять. Отец Владимир Алексеевич, столярничал, на один глаз увечный был, но это не помешало мобилизовать его на погрузку снарядов в Москву.
   Кошелевы вели своё хозяйство: держали двух коз, овец, кур и гусей. Из овечьего пуха мать вязала теплые носки и варежки.
  Шура взрослел и становился для родителей дельным помощником, не по годам проявлял себя рассудительным, дисциплинированным. Семилетнюю Караваевскую школу Шура окончил успешно и поступил в Покровский педагогический техникум, но закончить его не удалось, началась война.
  Семнадцатилетним юношей призвали его в конце декабря 1942 года и отправили в Казань для прохождения военной подготовки. В течение шести месяцев: с января по август 1943 года он написал более тридцати писем-треугольников своей сестре Клавдии, которая стала для него всем. Клавдия была единственной, к кому Шура прислонился, от кого ждал жизненно важной поддержки из дома.
  В Караваево была только семилетка, Клавдия старшие классы заканчивала в средней школе № 1 (сейчас № 2) посёлка Петушки. Она снимала квартиру в доме 36 на улице Народной, на этот адрес и слал письма Шура.
   Клавдия после войны работала учителем в Подмосковье. Перед тем как уйти из жизни, она передала письма младшей сестре. Раиса Владимировна Вдовина (в девичестве Кошелева) хранит эти драгоценные весточки, как самое дорогое, и не может расстаться с ними. Ведь в них единственная память о брате Шуре. В этих письмах волнения о младшенькой Рае, которую мать выхаживает от долгой болезни, и радость, когда она поправилась и пьёт молочко от козочки, а самое главное, в письмах жива ещё вся семья Кошелевых…
   Первое письмо Шуры Кошелева от 15 января 1943 года «…Нас отправили в Павлов-Посад, там мы были в банях два дня, а потом нас отправили в товарных вагонах в Казань. Ехали мы шесть суток. В вагонах тепло, две печки. А из Казани нас направили в лагеря за 12 километров от города. Проходили комиссию и всех нас разбили. Меня и Юру Червякова направили в пулемётный полк, а Ивана Ларина и Колю Анисимова в снайперскую и автоматную часть. Будем мы учиться на младших командиров. Находимся с Червяковым Юрой, и петушинских человек пять. Спим вместе. Я ещё ни разу не раздевался, как взяли нас в Павлове-Посаде. Живём, Клавдя, в землянках, нас человек 150. Клавдя, привыкать очень трудно, но, как-нибудь. Морозы очень сильные…»
   25 января 1943 года «Здоровье моё ничего, только кашель, да насморк. Сапоги начали разваливаться, но нам, наверное, скоро дадут обмундирование: шинель, бутсы и нижнее бельё. Клавдя, нужно брать больше сухарей. Кормят: утром суп, в обед суп и горох, вечером суп, немножко хлеба, дают 750 гр., а на руки получаем 600 гр… Говорят, будем обучаться шесть месяцев. Клавдя, хочется домой, только чтобы хоть один раз сытно поесть и чтобы вас увидеть хоть одним глазком. Вспоминается, как на станции вы нас провожали. Вы во сне мне снитесь. Как, Клавдя, получишь письмо, ответ пиши быстрее…»
   19 марта 1943 года «…Клавдя, ты пишешь, что папаню взяли, это очень меня огорчило, но ничего не поделаешь. Напиши его адрес, я напишу ему письмо. Клавдя, ты пишешь, что болеешь, это меня очень волнует, но надо переживать. Прошу тебя, пиши чаще письма. И если пойдёшь домой, пусть Боря тоже напишет, не ленится, маме ведь некогда. А мне письмо получить, как поесть хлеба. Я так был рад, когда получил письма, перечитывал два или три раза. Ещё прошу, ходи чаще домой, матери будет веселее. Пусть она не расстраивается обо мне. Как поем утром, дожидаюсь обеда, а там и ужина. Встаём в шесть утра, а ложимся в десять вечера. Весь день приходится провести на воле, очень холодно. Вспоминается домашняя печка, даже дрожь проходит по телу. Очень зябнут ноги, портянки негде высушить».
   6 апреля 1943 года «…Клавдя, нас с Юрой разбили, он попал учиться на среднего командира, я тоже чуть не попал, но, к несчастью у нас сменили командира. Да я заболел, что-то пошли чирья по всему телу, из-за этого и не попал. Наверное, он поедет в Москву. Как мне это обидно, но ничего не сделаешь. Погода стоит плохая, снег уже почти стаял, но ещё холодно, да дуют сильные ветры. Клавдя, от папани письмо не получал, только что от тебя. Вели маме не расстраиваться, а писать чаще письма, я буду тоже вам писать. Клава! Если соберёте посылку, то положите бумажки да карандашика».
   13 апреля 1943 года «… Улучил свободную минуту написать тебе, дорогой сестре, письмо. Клавдя, на днях ездили за дровами и надуло в уши, теперь болят. Вчера получил от мамы письмо, объягнилась коза, что меня очень обрадовало, потому что будет хорошо маленькой Рае. Очень серчаю на Борю, он плохо относится к письмам, напишет одну страничку и довольно. Клавдя, ты наверное ездила в Москву и кое-что привезла, а может и узнала, где папа».
  16 апреля 1943 года «Здоровье моё ничего, чирья проходят, а это самое главное. Сейчас стали ходить в столовую. Питание стало получше, но, Клавдя, если есть немножко деньжат, то пришлите, хоть купить четвертиночку молочка. Сейчас занимаемся на улице погода стоит плохая, идут дожди… Клавдя, пиши письма чаще и клади по листику бумажки на ответ. Письма я ни от кого не получал, кроме как от тебя».
   21 апреля 1943 года «…Клавдя, очень сильно болею. Меня клали в лазарет, а там нет мест, и вот валяюсь в землянке… Температура 39.6. Были на стрельбищах, застудил поясницу, повернуться нельзя. Клавдя, ты написала, что была дома и что всё в порядке, только болеет Рая. Это для меня тревожно, а особенно маме, ведь сейчас подходит самая рабочая пора. Ты, Клавдия, помогай им, ходи домой почаще. (Прим. автора: расстояние от Петушков до Караваево – 28 км). Помолитесь за моё здоровье, а то я что-то совсем опал. Главное, простужены ноги, от них и болит всё. Ходили мы в Казань за сухарями, а ботинки без подошв, тут я и простудился. Но надо переносить всё. Домой я не буду писать, что болею, мама обревётся, будет расстраиваться. Клавдя, ты клади по листочку чистой бумаги, а то совсем не на чем писать, за душой нету ни листочка…»
    25 апреля 1943 года «Клавдя! Сегодня идём с Юркой на комсомольское собрание, меня и его приняли в комсомол…»
   28 апреля 1943 года «Получил письмо, которое ты писала 16 апреля. Как я был рад получить письмо от родной и дорогой сестры, а притом бумаги на обратный ответ. Кормить стали лучше. Нельзя сказать, что стали много давать, главное, горячего, да и чаю можно попить с песочком. Клавдя! Наверное, как хорошо сейчас ходить домой, везде сухо, скоро, чай, на лошадях будут ездить, тогда будет получше. Клавдя, неужели Рае исполнилось 8 месяцев! Как же хочется на нее посмотреть! Клавдя, опиши, как козочка доит и хватает ли молока Рае? Клавдя, поздравляю тебя с 1 мая, проведите его хорошо и за меня. Сейчас мы тоже готовимся к 1 мая, украшаем землянки и окошки в палатке. Из дома письма не получаю. Только всего два, плохо снабжают. Как мамино здоровье? Ей достаётся, очень трудно. Мне приснился сон, я вас всех видел во сне. От меня фотокарточки, наверное, не дождётесь, а как это жаль».
     1 мая 1943 года «Как хорошо, получил письма в них по листочку бумаги для ответа! От папани письма не было. Мы скоро перейдём в палатки, тогда будет похолоднее. От вас письма идут 9-10 дней, не больше, а от меня что-то долго. Клавдя, ты уж не забывай маму, ведь её тоже очень сильно жалею, так что мне придётся и взгрустнуть о ней. Как тяжело будет ей, да ещё болеет Рая. Я тебя прошу, не забывай, ходи и помогай маме. Тебя я тоже часто вспоминаю, часто даже всхлипываю. Клавдя, обязательно съезди в Москву, и свези кое-что папане, главное, сухариков и табачку побольше. Не хотел вам писать, что лежал в лазарете дней шесть. Клава, ещё раз, прошу, пиши чаще и не забывай маму, а ей передай, что Шура вас не забывает, про меня не говори, что лежал в лазарете. Крепко-крепко целую много-много раз. Как хочется увидеть тебя, но, наверное, не придётся. Хорошо бы перегнали поближе. Клади в каждое письмо по листочку чистой бумаги, а то писать не на чем. Твой дорогой брат Шура».
     20 мая 1943 года «Дорогая Клавдя! Пишу письмо на стрельбище из пулемётов. Бумаги у меня нет, использую из-под патронов. Кормят нас пока ничего, маловато, но приходится привыкать. Мы уже натянули палатки и на днях переходим жить в них. Погода стоит хорошая дня четыре, светит солнце, сухо, везде зелено. Так и хочется домой, помочь маме пахать гряды и городить огород. Скоро пойдёт щавель, можно немножко покислиться. Но, дорогая сестра, теперь, наверное, не придётся увидеться. Если бы ты знала, как хочется домой, как вспомнишь, так сердце обливается по дому, а особенно, по маме… Клавдя, письмо на стрельбище не дописал, и пришлось дописывать на другой день. Посылок мне не надо, вы о ней и не думайте, плохо только насчёт бумаги, но вы пришлёте в конверте. Дорогая Клава, насчёт денег тоже не убивайтесь очень сильно. Послали немножко и ладно, проживу как-нибудь…»
    23 мая 1943 года «…Клавдя, хорошо, что идут дела дома, в огороде. Конечно, досталось маме и Боре, но без трудов ничего не сделаешь…Клавдя, от папани получил письмо, что пока он находится (зачёркнуто цензурой). Ты, наверное, съездишь к нему. Свези, главное, табачку. А дома тоже посади табачку на всякий пожарный. Может приду и буду курить, пока не курю, а то бы приходилось менять на хлеб. С Юркой мы вместе в одной палатке спим рядом. Нас, петушинских, много: есть из Петушков, из Костерева, из Борщевни, Новой деревни, Костино, Воспушки. Скоро обед, теперь привык и больше желудок не требует, как жили мы весной на пайке. Вообще привык к военной дисциплине, но, конечно, надо ещё много нас учить… Сегодня после обеда, в воскресенье, перешли в палатки. В палатке 13 человек. Погода стоит хорошая. Везде пашут, видно Волгу, а также Казань, везде зелено. Теперь начинается самое трудное, потому что подъём в пять утра, а ложимся в 11 вечера, но приходится привыкать. Клавдя, знать, сильно заболела Рая, я очень волнуюсь, а главное, сильно мне жаль дорогую маму. Ой, как ей трудно, я даже когда загрущу, заплачу. Дорогая сестра, поверь мне от всего сердца, что, если уж я останусь жив, то вас всех не забуду, никогда, до самой смерти. А особенно, тебя…»
     26 мая 1943 года «… Клавдя, главное для меня выздоровела Рая, хоть теперь мама будет свободна, будет работать вместе со всеми. Рад, что вырыли огород, что Боря так хорошо помогает. Письма из дому получаю редко, но это ничего, потому что ты мне часто пишешь, и сообщаешь о доме».
   7 июня 1943 года «…Как хочется вас всех посмотреть: маму, тебя, Борю, а особенно Раю, ведь прошло пять месяцев». Клавдия, кончаем заниматься в шесть вечера. Пиши кто остался дома, кто жив, как сдаёт Боря испытания, он что-то письма не пишет, но я сознаю, что некогда… Хорошо, когда письмо получишь, сердце радуется. Мне завидуют, что мне часто письма приходят».
    2 июля 1943 года «…Клавдя, ты не думай, что нас скоро угонят, мы ещё не кончили учёбу, к первому августа закончим…»
    5 августа 1943 года «Привет с фронта, дорогая Клава! Сообщаю, что из Казани выбыл 30 июля и в данный момент нахожусь на фронте, на главном направлении, да вы и сами знаете… Проходили через деревни где был немец, не осталось ни одного дома, везде пусто. Клавдя, адреса пока нет, а там видно будет. Дорогая Клавдя, жаль, что не осталось на память моей фотокарточки, но ладно. Письма я больше писать не буду, так как некогда, да может, Клавдя, это и есть последнее письмо…»
    Страшная похоронка о гибели Александра Владимировича Кошелева, погибшего в семнадцать лет, пришла на имя его матери Екатерины Алексеевны 5 сентября 1943 года. Он служил в 5-й гвардейской стрелковой дивизии, принимавшей участие в Орловской наступательной операции. Из донесения о безвозвратных потерях, размещенного на сайте «Память народа. Герои войны» читаем, что пулемётчик Кошелев Александр Владимирович, член ВЛКСМ, убит 17 августа 1943 года в Орловской области. Похоронен в деревне Беляево Карачевского района. Позже его останки были перезахоронены в братскую могилу в посёлке Согласие Бережанского сельского совета Карачевского района Брянской области.
https://i.imgur.com/zF5Ae3jm.jpg

   Навсегда Шура останется прекрасным сыном для матери и отца, заботливым братом. По письмам словно проживаешь жизнь вместе с его семьёй, вместе плачешь и испытываешь радость, когда этот юноша, получает весточки. Как же он ждёт их, напитывается ими. Как он жалеет всех родных своих! И сколько в его письмах терпения на все испытания, на лишения и болезни, писал и успокаивал: «как-нибудь, надо переживать, вы сильно не убивайтесь по мне…»
   По возрасту его не должны были брать на фронт, ведь 18 лет не исполнилось, но он воевал, как и многие его ровесники. Александр Владимирович Кошелев отдал свою жизнь за нас. А ведь все знали тогда, что на передовой пулемётчики долго не живут…
  Спасибо тебе, Шура, за мирное небо от всех нас. Спасибо тебе, полюбившийся мне по письмам Шура! Вечная память тебе и Слава!
Ольга ШУВАЕВА, 2022г.

Почему все не так? Вроде — все как всегда:
То же небо — опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода…
Только — он не вернулся из боя.
Мне теперь не понять, кто же прав был из нас
В наших спорах без сна и покоя.
Мне не стало хватать его только сейчас —
Когда он не вернулся из боя.
Он молчал невпопад и не в такт подпевал,
Он всегда говорил про другое,
Он мне спать не давал, он с восходом вставал, —
А вчера не вернулся из боя.
То, что пусто теперь, — не про то разговор:
Вдруг заметил я — нас было двое…
Для меня — будто ветром задуло костер,
Когда он не вернулся из боя.
Нынче вырвалась, словно из плена, весна, —
По ошибке окликнул его я:
«Друг, оставь покурить!» — а в ответ — тишина…
Он вчера не вернулся из боя.
Наши мертвые нас не оставят в беде,
Наши павшие — как часовые…
Отражается небо в лесу, как в воде, —
И деревья стоят голубые.
Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и время текло — для обоих.
Все теперь — одному, — только кажется мне —
Это я не вернулся из боя.
https://yandex.ru/video/preview/9526375826188127125
1969 г.

0

6

23 июня 1944 года, началась операция «Багратион», главной целью которой было освобождение Белоруссии от фашистской оккупации. Она стала одной из выдающихся стратегических операций Великой Отечественной войны и длилась с 23 июня по 29 августа 1944 года.
  Я горжусь тем, что моя фронтовая судьба была связана с боями за освобождение белорусской земли, на которую вступил в должности командира миномётного взвода 91-й гвардейской стрелковой дивизии. Это было ещё до операции «Багратион», 5 октября 1943 года, когда наш полк овладел первой белорусской деревней — Мальково. И с этого осеннего дня до 29 августа 1944 года я с тяжёлыми боями прошёл, пробежал, прополз все эти шестьсот километров, никогда не используя лошадь или другое транспортное средство.
  Я видел сожжённые фашистами города и деревни, переживал за невероятные страдания белорусского народа и восторгался его мужеством и непокорённостью. И сейчас я с искренней любовью отношусь к белорусскому народу. Она осталась для нас, как мы пели перед войной, «Белоруссия родная», и сейчас является для нас важнейшим стратегическим партнёром и самым близким другом.
  Конфигурация фронта к 1943 году сложилась так, что ближе всего к Москве враг находился на так называемом «белорусском балконе», который тянулся на 110 километров — от Западной Двины на севере до Припяти на юге, от Днепра на востоке до Вислы на западе. Здесь немцы создали «неприступный рубеж обороны», назвав его «Восточный вал». Он проходил по линии Нарва — Псков — Витебск — Орша, рекам Сож, Днепр, Молочная. Глубина обороны противника составляла 250–270 километров. Здесь оборонялась немецкая группа армий «Центр» численностью один миллион двести тысяч человек. На вооружении у врага было 10 тысяч орудий и миномётов, 900 танков, 1250 самолётов.
   Фашисты жестоко обращались с непокорным белорусским народом. Широко известна трагедия белорусской деревни Хатынь. 22 марта 1943 года бандеровские каратели сожгли деревню вместе со 149 её жителями, из которых 75 были дети. Всего же в Белоруссии фашисты уничтожили 9200 деревень, из которых 442 деревни сожжены вместе с их жителями. В Витебской области 243 деревни сжигались дважды, 83 — трижды, а 92 — четырежды. Особую жестокость фашисты проявляли в отношении детей.
  Они создали в Белоруссии 260 лагерей, куда сгоняли местное население, особенно детей, где их уничтожали. Особенной жестокостью отличался Тростенецкий лагерь, расположенный в 10 километрах от Минска. В этом лагере фашисты уничтожили — замучили, расстреляли, сожгли в кремационных печах — 206,5 тысячи человек. В Домачевском детском доме находились сто детей. В первый день войны он подвергся бомбёжке, тогда там погибли трое ребят и двое были ранены. Вечером 22 сентября 1942 года в детский дом прибыла машина с шестью фашистами. Пятьдесят четыре ребёнка вместе с воспитательницей Грохольской были вывезены на станцию Дубица, где их расстреляли. В колхозе «Крапсный бор» Гомельской области немцы создали концентрационный лагерь, в который помещали детей от 8 до 14 лет. Из этого лагеря две тысячи детей были вывезены в Германию, где из них выкачивали кровь, пока они не погибали. Ни один из них не вернулся на Родину. В деревне Скобровка также был создан лагерь детей-доноров, в котором обескровили 1500 здоровых детей. В июне 1944 года фашисты устроили облаву на подростков в Паричском районе, в ходе которой задержали и вывезли в Германию три тысячи детей. Несколько тысяч детей были угнаны на принудительные работы в Германию, где их подвергали жестоким издевательствам.
   Во время нашего наступления в июне 1944 года из лагерей смерти было освобождено 33 тысячи человек, из которых 15 900 человек были дети. На станции Брожа наши танкисты отбили у фашистов двадцать два вагона с детьми, подготовленных для отправки в Германию.
   Мы вступили на территорию Белоруссии ослабленными в предыдущих боях, в нашей дивизии была лишь третья часть бойцов — 3056 человек, но мы продолжали давить на противника, вести наступательные бои, и поэтому несли новые большие потери.
  9 октября 1943 года мы атаковали немцев у деревни Пнево, но не успели закрепиться, и больше роты, до ста немцев контратаковали нас в лесу. Наша миномётная рота — шестнадцать человек личного состава — закрепилась в овраге, мы оказались впереди пехоты и на острие вражеского удара. Мы стреляли из миномётов на предельно близкое расстояние — 100 метров, но немцы с гиканьем и автоматным огнём приближались к нам. К тому же по оврагу они вели огонь из миномётов. От разрыва мины погибли командир нашей роты капитан Неустроев и находившийся в нашей роте парторг полка лейтенант Хижняк. Ещё несколько минут, и наша рота была бы смята. Мы, два командира взводов — я и Кудрявцев — мгновенно приняли решение отойти. Но рота растянулась на позиции до 60 метров, и дальний от дороги расчёт сержанта Сорокопуда и Каюмова отойти с нами не успевал. Поняв это, они крикнули: «Прикроем!», и автоматным огнём отвлекли немцев на себя, дав нам возможность отойти, сохранить пять миномётов и расчёты — ценой своей жизни.
   Имена Сорокопуда, Хижняка, Неустроева запечатлены на мемориале памяти в деревне Замшино Лиознинского района. До Витебска оставалось 60 километров, но каждый десяток метров давался нам с тяжёлыми боями и большими потерями, особенно в январе — феврале 1944 года, когда мы вели бои за деревни Ковалёво и Коопти, где мы продвинулись только к кладбищу, но потеряли в этом бою 19 человек убитыми и 63 ранеными. На окраине деревни Спиридоновка, где мы несколько раз атаковали врага, наши потери за десять дней боёв составили 91 человек убитыми и 400 — ранеными.
  В одном из боёв за станцию Заболотинка 12 января 1944 года немцы использовали бронепоезд, мощный огонь которого заставил нас отойти.
   27 января разведчики нашего полка во главе с лейтенантом Солодовниковым в районе Голобурды ворвались в траншею противника, уничтожили пулемётный расчёт, забросали гранатами блиндаж, но шесть разведчиков погибли.
Чтобы меньше терять людей, мы стали вести бои ночью. Утром 5 февраля мы овладели окраиной деревни Горелышки. Немецкие батареи в этот день выпустили по нам до 40 тысяч мин. Наши потери в этих боях были значительны — 123 убитых и 436 раненых.
  6 февраля до роты немецкой пехоты при поддержке четырёх танков и двух самоходок контратаковали нас у деревни Забежницы и заставили отойти до большака у Поповки. В одной из контратак нам удалось захватить двух пленных. В этот период в нашей дивизии оставалось меньше одной трети бойцов — 3293 человека, но мы получили пополнение, и численность дивизии выросла до 5888 человек.
   В одном из боёв за деревню Коопти разведчик Г.С. Григорьев, спасая жизнь своего командира, бросился на вражеский пулемёт и погиб. Посмертно он стал Героем Советского Союза. Это — лишь малая часть примеров тех трудных боёв, которые мы вели в эти восемь месяцев 1943–1944 годов, метр за метром освобождая территорию Белоруссии.
  Мы верили, что командование готовит мощную наступательную операцию, и готовили себя к достойному участию в ней. Эта стратегическая операция по предложению Сталина была названа операцией «Багратион». Для её осуществления были привлечены силы четырёх фронтов: 1-го Прибалтийского, 1–2–3-го Белорусских. Мы сосредоточили для проведения операции 2,4 миллиона человек — 20 общевойсковых и две танковые армии, свыше 36 тысяч орудий и миномётов, 5200 танков, 5300 самолётов. Наступление осуществлялось на фронте протяжённостью до 500 километров, на шести изолированных друг от друга участках.
   Вдохновляющим для нас в этом сражении был приказ товарища Сталина № 70, в котором указывалось: «Наши задачи не могут ограничиться изгнанием вражеских войск из пределов нашей Родины. Немецкие войска напоминают теперь раненого зверя, который вынужден отползать к границам своей берлоги — Германии, для того, чтобы залечить раны. Но раненый зверь, ушедший в свою берлогу, не перестаёт быть опасным зверем. Чтобы избавить нашу страну и союзные с нами страны от опасности новой агрессии, нужно преследовать раненого зверя по пятам и добить его в собственной берлоге».
  Высокий порыв звал бойцов в бой, никто не жалел себя, каждый старался сделать больше, чем мог, и выполнить приказ Сталина, успешно завершить грандиозное сражение — стратегическую операцию «Багратион». Мы сосредоточились для наступления на участке Перевоз, роща в одном километре западнее озера Замошанье.
   Ночью 21 июня наши сапёры сделали одиннадцать проходов в минных полях. В 8 часов 35 минут после часовой артподготовки гвардейцы дивизии двинулись в атаку с возгласами: «За Родину! За Сталина!», в некоторых местах — с пением «Интернационала». На комсомольца, старшего сержанта Степаняна набросились три немца. Но гвардеец не растерялся. Одного он сразил пулей, второго убил прикладом, а третьего задушил руками. В этом бою он убил пятнадцать фашистов и вместе с другими нашими воинами захватил в плен двадцать семь человек. Комсомольцы четвёртой роты Кулешов Смирнов, Блинов первыми ворвались в траншею противника. Кулешов держал в руке красный флажок, который он водрузил на бруствер окопа. Наша миномётная рота в течение часа вела непрерывный огонь по противнику, выпустив до 700 мин и подавив два орудия, стоявших на прямой наводке, разбив две пулемётные точки вместе с расчётами, уничтожив до тридцати вражеских солдат.
   Увидев флажок на бруствере окопа, я поднял миномётную роту, и мы перебежками последовали к речке Лучеса. Немцы подвешивали бомбы к перилам моста, чтобы подорвать его. Разведчик Мальцев убил немца, подвешивавшего бомбу. Разведчица Соня Шведова, увидев немецкие пушки, повела за собой разведчиков. Они захватили эти пушки, забросав гранатами блиндажи, в которых скрывались фашисты, и крикнули мне, чтобы я дал наводчиков. Я послал Заболотного и Семёнова. Они встали к орудиям и повели огонь по отступавшими немцам. К 12 часам дивизия форсировала реку Лучеса через наш мост, а часть вброд. К 18 часам мы заняли 28 населённых пунктов, продвинувшись на 12 километров и расширив прорыв до шести километров. 24 июня мы с боями прошли 16 километров, преодолевая упорное сопротивление фашистов.
  Особенно жестокий бой произошёл у деревни Тарелки, где отличился мой земляк, командир пулемётного взвода лейтенант А. П. Жестков. Мы оба были секретарями комсомольских организаций в ротах и часто встречались. В бою за деревню Жестков с тремя пулемётами по оврагу зашёл в тыл к немцам и внезапно для врага открыл огонь из них, завалив трупами окраину деревни. Оставшиеся в живых фашисты убежали. Но Саша в этом бою получил тяжёлое ранение. Его подобрали местные жители, перевязали рану, пытались вылечить, однако не смогли. А. П. Жестков был похоронен на деревенском кладбище в деревне Воеводка, которое мы, ветераны, в послевоенные годы неоднократно посещали, возлагали цветы и кланялись его памяти. Учитывая, что Жестков учился в Меленковской школе, я подарил этой школе свою книгу, в которой содержится материал о его подвиге. …
   В 6 часов утра 24 июня наши части возобновили наступление, чтобы выйти на южный берег реки Западная Двина и соединиться с войсками 43-й армии, окружив таким образом витебскую группировку врага. Немецкие войска сплошным потоком отступали по шоссе от Витебска на Бешенковичи. К 13 часам мы подошли к крупному населённому пункту Островно. Немцы перешли в контратаку, пустив впереди себя около ста местных жителей. Через их головы я повёл миномётный огонь по фашистам. Местные жители залегли, а потом ползком добрались до нас. Немцы же, оставив на поле боя несколько трупов, отошли. Они предприняли затем ещё пять контратак, но все они были отбиты.
   Мы вели беглый огонь по дороге, по которой сплошным потоком отступали вражеские части, двигались повозки и автомашины. Огнём из шести миномётов по дороге мы разметали повозки, поджигали автомашины, взрывы мин разбрасывали людей. Всё смешалось, горело и трещало, слышались взрывы и крики. Мы уничтожили восемь автомашин, несколько орудий и пулемётов, захватили в плен 64 немца. 25 июня наш полк вышел к Западной Двине, завершив окружение витебской группировки врага, в которой были разгромлены пять немецких дивизий, уничтожено двадцать тысяч солдат и офицеров врага, десять тысяч взято в плен. Наша дивизия в этих боях взяла в плен 3500 фашистов и уничтожила девять тысяч.
   Войска 1-го Белорусского фронта в районе Бобруйска уничтожили 40-тысячную группировку врага. В районе Минска была разгромлена группировка в 105 тысяч человек. В результате нашего наступления 26 июня был освобождён Витебск, 27-го — Орша, 28-го — Могилёв, 2 июля — Вилейка, 3-го — Минск и Полоцк, 5-го — Молодечно, 28-го — Брест. В этих боях фашисты потеряли более 500 тысяч человек.
  26 июня был получен приказ Верховного Главнокомандующего об объявлении нам благодарности, Москва салютовала нашей победе двадцатью залпами из 224 орудий. За участие в боях в Белоруссии я был награждён орденом Отечественной войны 1-й степени.
  Нам надо всемерно крепить связи с самой близкой для нас страной — Белоруссией, не только на государственном, но и на местном уровне. В знак гордости и радости от того, что я освобождал Белоруссию, я направил президенту этой страны Александру Григорьевичу Лукашенко свою книгу «Я сын владимирской земли», в которой много воспоминаний об этих боях.
    В сражениях за Белоруссию участвовало много петушинцев. Я воевал в миномётной роте по соседству с такой же ротой, в которой сражался с врагом П. К. Федюкин. Командиром стрелкового взвода воевал на белорусской земле В. П. Абрашин, в артиллерии — В. П. Аньшов, в связи — Е. А. Хламова, Л. А, Дворянчиков, Н. А. Забидаров, А. И. Корнев, В. Д. Огнев, А. К, Першина, В. П. Хоменко, А. И. Куров, А. П. Володин и другие.
   Наша дивизия в боях за Белоруссию потеряла убитыми 2405 человек, 480 умерли от полученных ран. В Белоруссии в захоронениях и на мемориалах значатся в числе погибших 1 миллион 191 тысяча 336 павших воинов. А сколько их покоится не захороненными? Из 5280 петушинцев, павших в боях, около тысячи — ополченцы, геройски сражавшиеся при защите Москвы. Не меньше, а, возможно, и больше петушинцев пали в боях на белорусской земле. Их фамилии ещё предстоит установить нашим поисковикам и будущим поколениям. Я же даю небольшой, неполный перечень погибших в боях за Белоруссию жителей Петушков: Д. И. Аникин, В. З. Бачило, А. Я. Берёзкин, А. И. Бедёркин, С. И. Буланов, А. П. Володин, В. П. Грибанов, А. И. Данилов, Н. И. Данилов, В. П. Егоров, В. П. Ивлев, М. И. Карамышев, Д. В. Коняшин, К. П. Ладов, А. С. Лебедев, А. В. Миняев, В. М. Мишин, М. В. Ногин, А. П. Покровский, Н. Г. Прусаков, Н. Г. Пупочкин, П. Б. Рулёв, К. Таникеев, А. Е. Тюрин, И. К. Чиннов, А. Ю. Юрьев и другие…
  Учитывая подвиги петушинцев в сражениях за Белоруссию и в знак уважения белорусского народа ветеранская организация г. Петушки предлагает администрации района или города сделать один из дней, в частности, 3 июля Днём памяти петушинцев, погибших в боях за неё, и ежегодно отмечать его памятными мероприятиями. Эту свою статью я хочу закончить строками из моего стихотворения:
Край белорусский — ты в сердце моём,
Всем павшим друзьям мы поклон отдаём,
На ваших могилах — ромашковый цвет.
Вы с нами, друзья, сколь ни минуло лет!

А. В. ГАВРИЛОВ, ветеран войны, г. Петушки
P.S.  30 октября 2019г. почётному гражданину города Петушки и района, члену президиума районного совета ветеранов, председателю совета ветеранов г. Петушки, участнику Великой Отечественной войны, кавалеру шести боевых орденов, члену районного литературного объединения «Радуга» Анатолию Васильевичу Гаврилову исполнилось 95 лет.
https://i.imgur.com/8SscCdum.jpg

«Я несказанно рад, что меня в день 95-летия поздравляет такая аудитория. Горд, что родился и живу на Владимирской земле, впитал в себя всё её величие. В семнадцать с половиной лет был призван, окончил Владимирское пехотное, семь месяцев учился, а затем со Смоленщины начался мой боевой путь командира миномётного взвода. Восемь месяцев трудных боёв за Белоруссию, операция «Багратион»… Все эти километры пути я прополз, прошёл, пробежал, никогда ни на чём не ехал, ещё и тащил свои миномёты. Трудно и крайне трудно было в Восточной Пруссии и у Кёнигсберга, после взятия которого, 17 апреля, я встретил радость Победы. Но впереди были новые бои - надо было настроить себя на участие в войне с Японией. И это был очень непростой, очень трудный путь - через Монголию, без воды, на пределе сил мы форсировали Большой Хинган. Закончил войну в Порт Артуре. А портом службе в милиции посвятил 28 лет….»

P/s/ Автобиографический рассказ "Желябугские выселки" А.И. Солженицына, офицера и участника войны, в котором упоминаются наши земляки - https://www.rulit.me/books/zhelyabugski … 624-1.html

Отредактировано Пётр Петрович (Пт, 30 Июн 2023 07:44:25)

0

7

Малышев Александр Васильевич (21.10.1926 - 20.12.2012).
   А.В. Малышев родился 21 октября 1926 года в деревне Волково Ларионовского сельского совета Петушинского района. Его родители, Малышев Василий Алексеевич и Малышева Евдокия Афанасьевна жили в деревне Волково, работали разнорабочими в колхозе «13 лет РККА».
   Маленький Саша ходил в Ларионовскую сельскую школу и окончил пять с половиной классов. Работать начал с 11 лет – пахал на лошади, одновременно с этим продолжая учиться в школе. Ему с детства хотелось стать трактористом. Он с замиранием сердца смотрел на «стального коня», пахавшего колхозные поля и эта мечта скоро бы исполнилась, если бы… не война.
   В октябре 1941 года Александру исполняется 17 лет, а уже в ноябре, ровно через месяц, его забирают в армию.  Собинский военкомат его направляет на 2-ой Белорусский фронт. Восемь месяцев господь его миловал. Первое ранение он получил в Польше. Полтора месяца пролежал в госпитале. После снова попал в Белоруссию, на 3-й Белорусский фронт. В Восточную Пруссию Малышев А.В. вошел танкистом. Второй раз его ранило 28 февраля 1945 года, отправили в госпиталь под Нижним Тагилом. Два с половиной месяца лечился, после чего дали вторую группу инвалидности и отправили домой. Малышев Александр Васильевич имел 3 боевые и 14 послевоенных наград.
            Косенкова Ирина, главный библиотекарь Пахомовской сельской библиотеки.

Отрывок из книги «Владимирский край в годы Великой Отечественной войны»
    Первый бой и первый командир остаются в памяти на всю жизнь. У Александра Васильевича и сейчас перед глазами пасмурный летний день 1944 года, немудрящая равнинная речушка в ракитах и мелком кустарничке. За речушкой – заливной луг. На краю его – польский хутор. Там засели гитлеровцы. Речушку-то преодолели в момент. Дальше было труднее. Местность открытая, все как на ладони. Мешкать нельзя. Иначе рота отстанет от соседей. И враг окажется у них на фланге. Поэтому, стреляя на ходу из автоматов, солдаты короткими бросками продвигались вперед. Малышев, один из номеров пулеметного расчета, поддерживал их огнем. Когда же залегшие бойцы открывали прицельный огонь, расчет быстро менял позицию, приближаясь к цепи наступающих.
  Не простое это дело – атака, – вспоминает Александр Васильевич. – Особенно, если человек впервые в бою. Все пугает: свист пуль, разрывы снарядов. Ранения, смерть тех, кто только что бежал рядом. Поначалу было страшновато и мне. Это был какой-то внутренний страх, а не панический, который тебя внезапно охватывает и словно парализует. Вот в том бою, пересиливая страх, я выполнял команды... – Меняем позицию! – крикнул наводчик, белорус Михаил Хорьков. Он приподнялся, чтобы кинуться вперед. И вдруг повалился на бок, схватившись за бедро. Секундное замешательство, и Александр, приняв командование на себя, приказал подносчику патронов: – Перевяжи и передай санитарам! А сам побежал с пулеметом вперед. Уверенно довел бой до конца.
    Рота двигалась вперед. Фашисты отходили на подготовленный рубеж. Но их вскоре и там настигли. Бой завязался в траншеях противника. Малышев, передав командование расчетом второму номеру, прыгнул с автоматом в траншею и побежал по ней. Только выбежал из-за поворота, навстречу – автоматная очередь. Обожгло левую руку. Он инстинктивно отпрянул назад и упал на дно окопа. Краем глаза приметил прижавшегося в углу немца. Здоровой рукой сжал автомат, выжидая. Послышался шорох. Желая убедиться, убит ли противник, гитлеровец высунулся из-за угла. Малышев не промахнулся. Это был его второй бой.
   После него он попал в госпиталь. Здесь ему вручили сразу две медали «За отвагу»: одну за первое сражение, когда он принял командование на себя. Вторую – за схватку в траншеях. Но самый тяжелый бой у Малышева, как оказалось, был впереди. ...
  До Кенигсберга, где засела и насмерть дралась крупная группировка противника, оставалось 5 километров. Перед наступающими – прямое, как стрела, шоссе. Левее – лощина. Все это отлично видел, ведя танк, Александр Малышев. В гвардейский танковый корпус его направили после госпиталя. Перед войной он как раз окончил курсы трактористов. На опушке соснового бора, недалеко от передовой, стояли замаскированные хвоей «тридцатьчетверки». Малышев прикидывал, по какому пути они пойдут. По шоссе? Но именно того ждет и противник. Здесь у него пристрелян каждый метр. Значит, остается лощина...
   Трудным было это наступление. Возможностей для маневра почти нет. Рядом с лощиной – болото. Выход был один: пройти по его краю и с хода смять противотанковые пушки, уничтожить живую силу. Беспрерывно стреляя, машина устремилась вперед. За ревом мотора не было слышно грохота вражеских пушек. Но вот загорелся танк, мчавшийся чуть левее. Дернулась и остановилась машина справа. «Ну, – мелькнуло в голове, – держись, теперь очередь наша!» И тут же последовал оглушающий удар...
    Задыхаясь, кто через верхний, кто через нижний люк, выбрались из машины и попали под огонь фашистских автоматчиков. Тупой удар в руку. «Снова в левую», – подумал Александр. А бой продолжался. Обходя поврежденные машины, наши танки упрямо ползли вперед. Противник не выдержал и отошел к самому городу. Это был последний бой Малышева.
   Затем был госпиталь и, наконец, долгожданный День Победы. Десятого мая старшего сержанта списали подчистую. Перед первым после войны трудовым днем он волновался не меньше, чем перед первым боем. Не владела как следует левая рука. Она не поднималась выше плеча. Из-за перебитого нерва недвижимым стал большой палец. Но надо было заботиться о больной матери. Да и людей в колхозе не хватало. Решил отбросить всякие сомнения. Вспомнил солдатскую мудрость: опасности лучше идти навстречу, чем ждать ее на месте.
   В правлении ему предложили стать бригадиром. Согласился. Однако он не только распоряжался, но и работал наравне со всеми. Носил мешки с зерном и картошкой, кидал навоз. Лишь некоторые замечали, как временами прикусывал бригадир губы. С посевной управились нормально. Посеяли зерновые, посадили картофель. Все приходилось делать по-старинному: зерно разбрасывали из лукошка. Картофель старательно, по клубеньку, укладывали в борозду, шагая вслед за однолемешным плугом, в который была впряжена не избалованная овсами лошадка. В хлопотах, заботах с утра до вечера прошло несколько месяцев.
   И вдруг неожиданный вызов в военкомат. Оказалось, за бой под Кенигсбергом командование представило его к ордену Красной Звезды. Ночью, перед тем как заснуть, заново пережил он тот жестокий бой. Смотрел в темноту и видел огненные языки, жадно лизавшие танки...
    Казалось, в мирной жизни у него все определилось. Но как-то подумал: «А хорошо бы снова на трактор!» В правлении отговаривали: «Трудно будет, рука-то как следует не подчиняется...» Но Александр настоял на своем. Сначала у него был старенький МТЗ-5 без кабины. Всем дождям и ветрам открыт был тракторист. Но других машин тогда не знали и удобства во внимание не принимали. Машину бывший танкист освоил быстро. Постепенно стал не только справляться с заданием, но и перекрывать его. Пахал, сеял. Возил к ферме корма. Машину всегда держал в порядке.
   Вообще бесхозяйственности он терпеть не мог. Поломался, скажем, борт у тракторной тележки. Не дожидаясь никого, сам наладит, хотя и не его, в принципе, дело. Ладно все получалось у него. За безотказность, за трудолюбие в селе его уважали. Поэтому и приняли все как должное, когда представили к ордену Октябрьской Революции. В тот год два человека в районе были награждены этим высоким орденом: первый секретарь райкома партии и он, Александр Васильевич Малышев, механизатор колхоза «Вперед» Петушинского района.
  Очень точно сказано о кровном родстве наград за бой и труд. Правда этих слов в том, что за всеми орденами, медалями – работа до пота, умение превозмочь себя, когда кажется, что уже нет сил. И желание изо дня в день на совесть исполнять дело, которое выбрал на всю жизнь.
    «Наша фабрика «Трудовой коллектив» шефствует над колхозом «Вперед». Коллектив фабрики поручил нам, группе молодых рабочих в составе 10 человек, помочь колхозу подготовить семена к озимому севу. Мы очень рады тому, что правление колхоза и колхозники Пахомовской бригады, где мы трудимся, остались довольны нашей работой. За десять дней работы в колхозе мы отсортировали 35 тонн семенной ржи. Особенно хорошо работали Геннадий Акимов, Вячеслав Серов, Галя Ляпина» (Газета «Вперед», 15 августа 1964 г.).
    В январский ли трескучий мороз приедете вы в колхоз «Вперед», в июльский ли зной, – Александр Васильевич, если не ночь и не обеденный перерыв, всегда в кабине своего трактора. Такими людьми, как он, крепко хозяйство. Спокойнее работается и веселее живется, когда знаешь, что рядом с тобой есть человек, на которого можно положиться. Человек, проверенный огнем войны и трудом мирных лет.
-------------------------------------------

Рассказ об освобождении Пруссии:
Адлиг Швенкиттен. Односуточная повесть
Памяти майоров Павла Афанасьевича Боева и Владимира Кондратьевича Балуева
https://azbyka.ru/fiction/rasskazy-i-kr … henicyn/7/

0

8

Прорыв на Земландском полуострове
Земландский полуостров – это была Восточная Пруссия. Здесь в районе Ростенберга у Мазурских озёр располагалась ставка Гитлера «Вольф Шанце» (Волчье логово). Немцы укрепили Восточную Пруссию девятью оборонительными рубежами и шестью фортами. Глубина оборонительных полос составляла 150 - 200 километров. Каждый дом, усадьба были приспособлены для обороны, узкие окна – бойницы зацементированы в кирпичной кладке, усадьбы были огорожены колючей проволокой.
   Наша 91 гвардейская дивизия подошла к ее границе 17 октября 1944 года юго-западнее города Шервиндт, у пограничного столба № 63. Столб был повален, и я со своими бойцами поправил его, поставив на место.
   Мы понимали, как трудно будет взламывать эту оборону, но нас охватывала радость от того, что пришёл год отмщения, что мы на вражеской земле, и это удваивало наши силы. Мы стремились поделиться этой радостью с родными, и каждый своё письмо начинал словами «Привет из логова зверя».
    24 октября наш 277 гвардейский полк в результате маневра неожиданно атаковал противника и занял крупный населенный пункт Виллюнен. Нам противостояла мощная немецкая группировка 3 танковой армии. На Земландском полуострове её силы составляли более 65 тысяч человек.
  26 ноября немцы перебросили из Мемеля 69 пехотную дивизию, получив приказ Гитлера выбить нас с их территории. Вражеская дивизия при поддержке 70 танков перешла в наступление, но мы отбили все ожесточенные атаки врага, уничтожили до 600 фашистов и подбили 39 танков. Наши союзники на Западном фронте, во Франции терпели поражения, и обратились в ставку нашего командования с просьбой перейти в наступление, чтобы помочь им. Мы планировали перейти в наступление 20 января 1945 года, но по просьбе союзников перешли в наступление 13 января, в неблагоприятную погоду, в пургу, когда не могла действовать авиация.
   В течение трех дней мы атаковали, но не смогли сломить сопротивление врага. 16-17 января мы всё же прорвали оборону фашистов на узком участке и, продвинувшись на 15 километров, вышли на рубеж реки Инстер. Развивая наступление, 23 января мы подошли к основному оборонительному рубежу – реке Дайме, которую называли «железная дверь Кенигсберга». Продолжая наступление на полуострове, 30 января мы вышли к крупному населенному пункту, узлу шоссейной и железной дорог Тиренбергу. Наш полк ночью 1 февраля стремительным и дерзким ударом ворвался в Тиренберг, уничтожив до 300 фашистов, взяв 50 человек в плен, захватив 25 автомашин, 10 орудий и минометов.
Заняв этот важный опорный пункт, мы получили приказ занять населённый пункт Гермау и выйти к побережью Балтийского моря в районе Лезникен. Наш прорыв не был поддержан соседними частями. Сосед слева - 182 стрелковая дивизия отстала на 20 километров, а сосед слева - 17 стрелковая дивизия отстала на 15 километров, оголив наши фланги.
    2 февраля мы стремительным броском заняли Гермау. В бою за Гермау немцы потеряли до 200 человек убитыми и 27 человек были взяты в плен. Прорвавшись в глубину полуострова, мы полностью выполнили поставленную задачу - перерезать пути снабжения Кенигсберга путем выхода нашей части к Балтийскому морю. Прорыв достиг 13 километров в глубину и 2 километра в ширину. До войны в Гермау  проживало 1142 человека. Часть населения, боясь появления русских, выехала из поселка, но значительная часть осталась в посёлке, спрятавшись в кирхе и выглядывая в окна домов. Действовала фашистская пропаганда о жестокости русских, но это была ложь. Никакого насилия, жестокости, убийства мирных жителей с нашей стороны не было, мы относились к мирным жителям как к противникам, но уважительно.
    В Гермау продолжали прибывать немецкие части, не зная, что он занят нами. Так, мы встретили огнем колонну из нескольких грузовиков, легковых автомашин и трех мотоциклистов, уничтожив эту колонну. Наш батальон по приказу занял господский двор Кирпинен, а полк – селение Захерау, которое было занято после огня нашей минометной роты, подавившей две пулеметные точки противника. Стрелковая рота нашего батальона, где командиром был Г. Игнатов, оседлала шоссе, по которому двигался большой немецкий конный обоз, автомашины с боеприпасами и подразделение солдат, одетых в морскую форму. Огнем из стрелкового оружия и минометной роты было уничтожено 32 повозки, 6 автомашин и 70 солдат противника.
   В Гермау вошла большая колонна мирных жителей, в основном евреев, а также 72 пленных красноармейца в сопровождении немецкой охраны. Они были освобождены, а охрана уничтожена.
   Выход нашей дивизии к морю отрезал пути снабжения Кенигсберга от Пиллау, закрыл выход на косу Фришес-Нерунг, затруднил действия 65-тысячной группировки на полуострове и 200-тысячной немецкой группировки в Прибалтике.
   Противник подтянул на помощь 551 гренадёрскую дивизию и штурмовую бригаду, в которой было 29 самоходок и 5 танков «Тигр». Они начали атаки на Гермау, где располагался командный пункт командира дивизии В. И. Кожанова, а штаб дивизии, во главе с начальником штаба А. И. Блиновым остался в Мюле – Тиленберге. Немцы обстреливали Гермау, сделав 8 налетов по 50 выстрелов из тяжелых орудий, не щадя и свое мирное население.
   С 4 февраля, подтянув ещё и части 28 армейского корпуса, немцы заблокировали оборонявшийся в Гермау 279 полк, изолировав его от других полков. 275 полк подвергался обстрелу с моря линкором и тремя миноносцами, подвергался постоянным атакам, что вынудило его занять круговую оборону. Полкам дивизии не хватало боеприпасов, скопилось много раненых. До 60 фашистов после минометного обстрела атаковали штаб нашего полка в Захерау, но мы ответным минометным огнем подавили два станковых пулемета и отбили атаку врага.
   К вечеру 7 февраля немцам удалось сомкнуть кольцо окружения вокруг Тиренберга, у горловины нашего прорыва. Нам удалось в последний момент вывести 250 человек раненых бойцов и командиров. Начштаба дивизии полковник Блинов, собрав всех возможных бойцов, сумел вывести штаб дивизии из окружения к передовым позициям, потеряв при этом 213 бойцов. 7 февраля командир дивизии В. И. Кожанов, оценив положение частей дивизии как критическое, получил приказ на выход из окружения.
    Бои в окружении и выход из окружения - один из самых сложных видов боя, где проверяются лучшие командирские и личные качества каждого командира, стойкость и бесстрашие каждого бойца. Для успешного выхода из окружения появилось распоряжение, поступившее из дивизии - обмотать бинтами копыта всему конскому составу и ободья колес. Но нам, участникам выхода, было понятно, что эта идея ничего положительного не несла. Мы следовали колонной, растянувшейся на два километра, объединившись в неё у Лангервальдского леса, и предотвратить шум от движения было невозможно. К тому же какая-то немецкая часть двигалась по сторонам нашего движения, освещая нас ракетами и обстреливая автоматным огнем, готовя по пути движения колонны засады. Нам предстояло пройти эти 8 - 9 километров, преодолев несколько огневых рубежей.
    Нашему командиру дивизии полковнику Кожанову был прислан самолет для вылета, но он остался и выходил из окружения вместе с дивизией. За прорыв к Балтийскому морю и выход дивизии из окружения с сохранением всех знамен в мае 1945 года ему было присвоено звание генерал-майора, а 14 апреля 1945 года присвоено звание Героя Советского Союза. Мы гордились своим командиром дивизии, но оценить выход из окружения как безукоризненный нельзя, в его организации и прохождении были недостатки, и их нужно отнести и к командованию дивизии.
    В послевоенной литературе, статьях, посвящённых выходу, дается определение, что он был трагическим. Объяснение этому определению дают некоторые обстоятельства выхода. 275 полк, возглавлявший колонну под командованием парторга полка майора В. И. Виноградова, в которой следовал командир дивизии В. И. Кожанов, и следовавшая за ним большая часть 195 артполка, обогнув Лангервальдский лес, наткнулись на вражескую колонну. Разгромив ее, уничтожив две автомашины и более десяти повозок, полк весь путь прорывался с боями, и к 8 часам утра 8 февраля вышел на позиции 17 гвардейской дивизии, вывезя до 50 раненых и сохранив 23 повозки. Были вынесены знамена 275 полка и 185 артполка. В отчете командования дивизии по выходу из окружения было отмечено, что «центральная часть колонны, состоящая из повозок с ранеными, автомашин и орудий, растянувшаяся от Краттлау до Норгау, то есть более километра, была атакована четырьмя вражескими самоходками и разрезана пополам».
   Мы, очевидцы этого момента, эту версию опровергаем. Картина движения колонны была иной. Лангервальдский лес имел небольшой размер – 1,5 на 2 километра, и колонна должна была обогнуть его за полтора - два часа. При умелой организации связи движения она должна была двигаться без остановки. Наш 277 полк и наша минометная рота двигались в середине колонны, и события развивались иначе.
    Наша минометная рота двигались в середине колонны, и минометы находились на повозках метрах в 25 позади нас. Мы должны были обогнуть лес с южной стороны за полтора - два часа, но мы двигались крайне медленно, часто останавливались , стояли по полчаса, не зная, что происходит впереди, и даже командиры рот не знали нашего маршрута движения. Отсутствие связи, обозначение флажками движение колонны на поворотах или постановка связных бойцов на поворотах привели к тому, что уже под утро, через шесть часов с начала движения, повозка нашего полка оторвалась от колонны. Она двигалась по другой дороге – по существу, откуда мы начали движение в лес, оказавшись у местечка Анхенталь. Немцы подготовили там засаду, открыто поставив вдоль дороги в 20 - 30 метрах друг от друга до 15 танков и частей пехоты, которые с расстояния 100 метров стали расстреливать колонну пушечным и пулеметным огнем. Он не давал нам подойти к повозкам, чтобы взять минометы и другое оружие, и загнал нас в лес, до которого было 60 – 70 метров. Так в Лангервальдском лесу вновь были окружены наш 277 и 275 полки и часть 195 артполка, а также большая часть обоза дивизии и артиллерии. В лесу немцы тоже организовали засаду и встретили нас огнем. Но мы с криком «Ура»! погнали их к какому-то строению. Однако под пулеметным огнем из домов мы залегли и перебежками вновь отошли к восточной окраине леса.
    В лесу мы начали организовывать оборону, мне был вручен станковый пулемет, и я со своими бойцами минометной роты вместе с другим командиром - Бушуевым весь день отражали атаки врага, расходуя запас гранат и экономя патроны.
    Командир нашего полка майор К. И. Казарин был убит в бою 20 января, и исполнял обязанности командира полка начальник штаба майор П. И. Марошин. В донесении о ходе боев в окружении и выходе из него командир дивизии полковник Кожанов отметил, что «отдельные командиры полков при бое в окружении проявили растерянность и не показали всех своих высоких командирских качеств». Он не указал, кого имел в виду, но это можно было отнести и к нашему и. о. командира полка Марошину.
    Вечером 9 февраля, собрав командиров рот, он дал команду с началом темноты выходить из окружения, не организовав при этом порядок выхода и направления движения. Мы подготовились к выходу, зарядили диски автоматов и ждали команду. Марошину из плащ-накидок соорудили палатку, где он укрылся с телефонистской батареи А. И. Матиенко, Они заснули и команду на выход ночью не дали.
     Утром 10 февраля фашисты подтянули новые части, окружив лес с северо-запада 286 охранной дивизией, с северо-востока – 279, 280 гренадерскими полками и саперным батальоном. На грузовиках были переброшены два батальона 58 пехотной дивизии, поддерживаемые несколькими танками «Тигр». С юга лес атаковали части 548 гренадерской дивизии и 232 штурмовой бригады. Весь день они атаковали нас с разных сторон, мы, как могли, сопротивлялись, но отходили с восточной на северную окраину леса, где он был погуще. К вечеру, когда было уже темно, враг прижал нас на небольшом участке окраины леса. Со всех сторон по нам велась пулеметная стрельба, и слышен был лай собак. Мы рванулись выходить из леса, но немцы организовали засаду и закрыли нам выход.
   Наша группа бойцов и командиров составляла до 300 человек. Меня увидел находившийся в группе парторг полка майор В. Т. Коротыч (он давал мне рекомендацию для приема в партию в 1944 году), Он крикнул мне: «Гаврилов с минометчиками, вперед!». Я скомандовал: «Вперед!» и, прячась за стволы деревьев, мы подбежали к окраине леса, кинули несколько гранат. Я приказал кричать: «Ура!», но не рваться на пулеметный огонь. Немцы от нашего крика покинули позиции, и мы под выстрелы, под автоматный огонь в спину и лай собак ринулись из леса. Выходили или бежали из леса группами.
    Наш командир минометной роты капитан В. Е. Трушников выходил самостоятельно с ординарцем А. Васильевым, командование полка – отдельной небольшой группой. Знамя полка вынес начальник полковой разведки капитан Н. С. Батхель, который выходил с небольшой группой разведчиков. Я выходил в основной группе полка численностью около 300 человек, со своей минометной ротой в 16 бойцов, потеряв в окружении одного бойца - Голикова. Бойцы видели, как он прятал документы - партийный билет, зарывая его в землю. Услышав это, я пытался пойти искать его, но попал под автоматный огонь, и мне бойцы посоветовали прекратить поиски. Больше этого бойца я не видел.
   До нашей передовой было 4 - 5 километров, но этот путь пролегал через вражеские позиции, окопы, минные поля и проволочные заграждения. В пути мы несколько раз сталкивались с группами немцев, с которыми вступали в перестрелку. Натолкнулись на группу русских власовцев, служивших немцам. После взаимной ругани на расстоянии, криков и автоматной стрельбы, взрыва гранат они убегали. Мы, прорываясь в юго-восточном направлении, вышли к шоссейной дороге. По дороге двигался большой немецкий обоз, состоявший из повозок, груженых автомашин и сопровождающих солдат. Мы залегли в кювет рядом с дорогой. Я дал команду своим минометчикам: «Не стрелять!», эту команду подхватили по цепи «Не стрелять!». Колонна была большая и двигалась минут 5 - 7.
   Продвигаясь ближе к передовой, мы вышли на позиции немецкой минометной батареи. Немцы-минометчики, увидев большую группу русских, убежали, спрятавшись где-то рядом. Все минометы стояли на позициях, повидимому, из них только что стреляли. Я потрогал ствол - он был горячий, и приказал свои бойцам снять прицелы с минометов, чтобы затруднить стрельбу по нашим позициям. Мы сняли прицелы и выбросили их через несколько сотен метров.
    В дальнейшем пути перед нами оказалась речка Мюллефлисс, покрытая льдом. У моста лед был проломан, и мы друг за другом переходили на противоположный крутой берег по двум жёрдочкам. Речка была шириной около десяти метров. Я был обут в неудобные немецкие сапоги и, проходя по жёрдочкам, в середине моста поскользнулся и свалился в речку, пробив лед. Вода была по пояс. Ломая лед, я прошёл несколько метров и выбрался на берег. Дальше был крутой подъем, и немцы с высот повели по нам мощный пулеметный огонь. У меня, в мокрой одежде и сапогах, полных воды, не было сил бежать, я ухватился за хлястик шинели своего бойца Паршина, и он поволок меня. Держась за него, я пробежал несколько сотен метров, но это был уже последний немецкий рубеж.
    Через наши головы по немецким позициям стреляли наши минометчики, мины рвались позади нас, по немцам, и это было радостно. Я закричал: «Наши!», и через несколько сотен метров наша группа вбежала, вползла в окопы, где оборонялась наша 319 стрелковая дивизия.
   В ходе боев по выходу из окружения мы понесли большие потери в живой силе и технике. Особенно большие потери понес наш полк. Перед выходом из окружения в дивизии было 2796 человек личного состава, не вышло из окружения 557 человек. В этих боях враг также нес большие потери, и в сравнении с нашими потери немцев составляли 1 к 1. В получении этих конкретных материалов мне помог зам. губернатора Калининградской области Владимир Александрович Беспалов.
   Выйдя из окружения, дивизия продолжила боевые действия на полуострове в районе Зеераппен, где было уничтожено 11 танков противника. Наша дивизия участвовала в боях по взятию Кенигсберга путем окружения его с севера, и каждый из бойцов и командиров дивизии был награжден медалью «За взятие Кенигсберга».
   6 апреля мы перешли в решающее наступление по взятию Кенигсберга - перерезали шоссе Кенигсберг - Фишхаузен, овладели опорными пунктами немцев Ворген, Шоршенен и своими действиями способствовали падению Кенигсберга, который был взят 9 апреля 1945 года. 
   Вместе с нашей 39 армией в этих боях на Земландском полуострове участвовала 43 армия, которая развернулась с северо-запада и стала штурмовать Кенигсберг. В этих боях участвовал наш земляк, житель деревни Крутово Михаил Яковлевич Берёзкин, 1909 года рождения.
https://ok.ru/profile/481762470051/stat … 1891761059
Он, старший сержант, командир стрелкового отделения, воевал в составе 435 стрелков
   Взвод, совершив обходный маневр, вышел в тыл противника и перерезал железную дорогу. Это вызвало замешательство у немцев, и они отступили, оставив на поле боя 20 трупов, а 123 фашиста сдались в плен, среди них были три офицера. На железнодорожной станции взводом были захвачены паровоз, 282 вагона с продовольствием и военной техникой, два орудия и пять пулемётов. В вагонах были взяты несколько спрятавшихся изменников – власовцев.
     В ночь с 6 на 7 апреля Берёзкин по кустам и бездорожью вывел взвод к какомуто строению форта. Ворвавшись в первый дом, Михаил увидел на столе красную ткань. Оторвав от неё кусок, он прикрепил её к древку, пробил крышу здания и укрепил на ней этот красный флаг.
    Во взводе Берёзкина осталось всего семь бойцов, но они продолжали атаковать врага. Ворвавшись в один из казематов, где находились двенадцать фашистов, Берёзкин крикнул: «Хенде хох!» (Руки вверх!). Один из фашистов выстрелил в него, но промахнулся. Михаил ответной очередью из автомата убил четырёх немцев и двух ранил. Трое фашистов набросились на него. Но Берёзкин не растерялся. Выхватив из-за пояса нож, он убил двух гитлеровцев, а третьего задушил руками. Подоспевшие бойцы помогли ему взять в плен троих оставшихся немцев.
    7 апреля Берёзкин получил приказ атаковать имение, в котором засела группа фашистов. Ведя за собой бойцов, Берёзкин был ранен, но ползком достиг одного из домов, бросил в окно несколько гранат и вместе с бойцами ворвался в дом, добивая оставшихся в живых фашистов. Ранение не позволило ему двигаться дальше, и его подобрали санитары, отправив в госпиталь За героизм, проявленный в этих боях, 29 июня 1945 года М. Я. Берёзкину было присвоено звание Героя Советского Союза.
    8 января 1946 года он был приглашён в Кремль, где в торжественной обстановке ему были вручены орден Ленина и Золотая Звезда Героя Советского Союза.
    Продолжая наступление, наша дивизия захватила на побережье Балтийского моря город Фишхаузен. Окончательное освобождение всей территории Земландского полуострова было закончено 25 апреля.
    За образцовое выполнение задач по разгрому немецких войск в Восточной Пруссии и массовый героизм личного состава дивизия Указом от 23 апреля 1945 года была награждена орденом Ленина.
   На Потсдамской конференции союзных государств И. В. Сталин поставил вопрос о разделе Восточной Пруссии как территории, с которой на протяжении многих веков истории готовились и начинались войны против России и других славянских государств, хотя эта территория с далеких времен была заселена славянскими племенами, в том числе племенами руссов. На этой основе он потребовал раздела этой территории. Решением Потсдамской конференции союзных государств от 2 августа 1945 года часть этой территории отошла к Польше, а северная часть отошла к РСФСР, где была образована Калининградская область в составе Российской Федерации.
   В настоящее время, когда агрессивный блок НАТО приближает свои военные базы к нашим границам, проводит крупномасштабные маневры у нашей границы, создавая угрозу агрессивных действий против нашей страны, Калининградская область является надежным щитом наших границ и обороны государства против агрессивных действий с запада. Мы горды тем, что достойно сражались на этой территории, и верим, что она всегда будет являться нашей территорией, форпостом, обеспечивающим безопасность нашей страны от агрессии с запада.
А. ГАВРИЛОВ, ветеран Великой Отечественной войны, 2020г.

0

9

Участница Великой Отечественной войны Надежда Григорьевна Жидкова в Покрове живёт всего два года. Из Оренбургской области её перевезла к себе дочь Валентина Фёдоровна. Накануне праздника, Дня Победы, я встретилась с 92-летним ветераном, чтобы поговорить о далёком прошлом моей собеседницы, в котором была война. Она затронула сердце маленькой Нади Петряковой, когда та немного подросла и узнала об отце. Григорий Иванович Петряков воевал в Гражданскую и умер в 1924 году сравнительно молодым, когда Надя только родилась.
«Я была младшенькой в семье, где росли четыре дочери и сын, — вспоминает она. – Маме пришлось растить нас одной».
До коллективизации в селе Елшанка, Оренбургской области, каждая семья жила своим хозяйством. Вот и у Петряковых были корова, рабочая лошадь, выездной жеребец, быки, овцы, птица. Но всё пришлось отдать в колхоз и самим стать колхозниками. Старшая сестра Маруся работала на ферме, доила коров, Клавдия ухаживала за свиньями. Самая маленькая Надя после третьего класса стала работать на колхозном огороде. Находился он на берегу реки Самарки, здесь выращивали овощи. Бригада из шести девочек-малолеток была поливальщицами. На трудодни колхоз давал каждому молоко, творог, масло, картошку и другие овощи. Получалось, что, отработав год, семья проедала все свои трудодни, и получать было нечего. Но как-то жили, свою скотину держали, сажали огороды. Гораздо труднее стало с началом войны, когда мужчины ушли на фронт.
В 1943 году Наде Петряковой было 18 лет, когда из военкомата в г. Бузулук Чкаловской (Оренбургской) области на её имя пришла повестка. Пришлось девушке прощаться с домом. Из Бузулука призывников отправили в г. Оренбург, а потом в Астрахань, где новобранцы стояли месяц. Под командованием сержанта они проходили строевую подготовку, учились ползать по-пластунски, знакомились с устройством винтовки, выезжали на стрельбы на полигон, копали окопы.
https://i.imgur.com/TRJi30ym.jpg

«Бывало, сержант даёт команду: запевай, а мы голодные, – вспоминает Надежда Григорьевна. — Кормили нас по 3-й категории, скудно. Да и одеты были в гражданское, ходили, кто в чём».
Только к концу учёбы выдали шинели, сапоги, юбки и гимнастёрки, а также бельё. Подразделение было оснащено автомашиной, дизельной установкой на базе трактора, прожектором. Оно вошло в состав 28-го отдельного прожекторного батальона. Его дальнейший путь лежал вслед за уходящими на запад войсками.
Вначале, после форсирования Днепра, прибыли в Киев. Технику и оборудование оставили на станции под охраной часового, а бойцов разместили и покормили. Так начались боевые будни вблизи передовой линии фронта. Днём в походных условиях отдыхали, а ночью начиналась самая напряжённая работа. Все налёты вражеская авиация совершала именно ночью. Свет прожекторов освещал самолёты неприятеля, помогал зенитной артиллерии их уничтожать. Именно с такой целью и создавались прожекторные подразделения. Они предназначались для обеспечения боевых действий, как зенитной артиллерии, так и истребительной авиации в ночных условиях.
https://i.imgur.com/GQWRrqLm.jpg

После Украины работали в Белоруссии, затем в Польше. Войска продвигались вперёд интенсивно, поэтом долго стоять на одном месте не приходилось.
«Днём мы не только урывали время для отдыха, но старались подготовить для себя очередную позицию, – продолжает рассказ Надежда Григорьевна. – Копали окопы для того, чтобы замаскировать технику, готовили маскировочный материал в виде веток».
Условия были полевыми – и мёрзли, и голодали. За два года ни разу не сходили в баню. Умудрялись помыться и постирать прямо на позиции.
На вопрос, могло ли её убить, она ответила утвердительно, немцы бомбили часто. Однажды Надежда стояла на посту, когда рядом с ней упала бомба. Её оглушило, она потеряла сознание и была засыпана землёй. Когда пришла в себя, подоспели девушки из подразделения, откопали её, подняли. Прибыла медсестра, чтобы проверить, всё ли в порядке. К счастью, физически она не пострадала. Но гул летящих немецких самолётов был большой психологической нагрузкой. «Немало оказалось их в наших прожекторных лучах, так что за два года на кожухе дизеля звёзд было нарисовано порядочно», – сказала Надежда Григорьевна.
Долгожданный День Победы они встретили в немецком городе Бреслау. Здесь им пришлось стоять месяц. Сразу же улучшилось питание. Все поправились на мирных харчах, но отправки домой ждали с нетерпением.
Из Германии Надежда Петрякова привезла приданое, с которым на зависть сельчанам выходила замуж за Фёдора Жидкова, тоже участника войны, артиллериста. Жили и работали на Елшанском кордоне в Широковском лесничестве. Так в мире, любви и согласии прошли почти 50 лет, выросли дочь и сын, а в 1995 году Фёдора Ивановича не стало. Из всей большой своей семьи Надежда Григорьевна осталась одна. Она часто вспоминает жизнь в селе, на кордоне, вспоминает военные годы, когда они, молодые девушки, были бойцами армии, сумевшей одолеть сильного врага и подарить всем нам этот светлый и радостный праздник – День Победы.

Галина Фомичёва, 2017г.

0

10

Ветеран Великой Отечественной войны Андрей Владимирович Горшков родился в Покрове 8 июля 1923 года. Его отец, Владимир Андреевич, работал на Покровской почте телеграфистом ещё с дореволюционных лет. Там же работала и мать Андрея Владимировича, Анна Александровна (в девичестве Васильева).
О вероломном нападении Германии Андрей Владимирович узнал на рабочем месте. Двадцать второго июня 1941 года он работал на радиоузле, который находился в здании Покровской почты.
«Я пошёл в народное ополчение, в Сталинскую дивизию, — вспоминал Андрей Владимирович. — Она формировалась в Москве в одной из школ. В Москве мы пробыли недели две, а потом на автобусах московского автопарка нас отправили под Смоленск». К этому времени немецкие войска захватили Смоленск и установили в городе жесточайший оккупационный режим.
Русским ополченцам были вручены немецкие пятизарядные винтовки с ножевым штыком. Но сначала, перед первыми боями, ополченцам было поручено копать траншеи. Вскоре начались боевые действия, вынудившие красноармейцев и ополченцев к отступлению.
«Начался драп — марш, — рассказывал Андрей Владимирович. – Но всё-таки мы отступали к Москве не так просто, а с боями. Было горько и стыдно, но сдержать натиск врага мы были не в силах. Ведь и кадровые военные части отходили».
Отступление завершилось у станции Крюково, что недалеко от деревни Крюково, под Москвой, в октябре 1941 года. Ополченцев отправили в Вологду. Там из них и других частей был сформирован 104-й гвардейский миномётный полк Второй ударной армии Ленинградского фронта. Поскольку Андрей Владимирович работал до войны на радиоузле и был знаком с радиотехникой, его назначили радистом.
«Радиостанция у меня была ранцевая весом в двадцать шесть килограмм, и анодные батареи к ней весили примерно столько же, – вспоминал Андрей Владимирович. — Я носил рацию на спине, а мой помощник носил аккумуляторы и упаковку питания с батареями. Винтовку солдат сменил на выданный автомат ППШ, а с 1943 года у него будет автомат ППС. Полк, в котором служил ветеран, был направлен на оборону Ленинграда.
«Я помню, как мы осенью 1941 года на барже по Ладожскому озеру шли к Ленинграду. Нашу баржу тянул маленький катер-буксир, выпускающий в небо чёрные клубы дыма. Как сейчас я вижу этот маленький сильный катерок, везущий нас на фронт».
Девятого сентября 1941 года немецкие войска начали новое наступление на Ленинград с целью захвата города. Несмотря на то, что противнику удалось в некоторых местах прорваться на ближние подступы к городу, план захвата Ленинграда был сорван частями Красной Армии и флота.
Андрей Владимирович, как и многие защитники Отечества, принял участие в обороне Ленинграда.
В 1943 году в Ленинграде Андрея Владимировича произвели в сержанты. В январе этого года блокада Ленинграда была частично прорвана. Почти за две недели была организована по льду Ладожского озера Дорога жизни: по ней везли на машинах в умирающий город продукты питания. Среди населения, гражданских и военных окрепла уверенность в победе над иноземным врагом. Войска Второй Ударной армии принимали активное участие в прорыве блокады Ленинграда. Андрей Владимирович дошёл со своей Второй Ударной армией до Мги, откуда немцы начали отступление 21 января. Ленинград был деблокирован, а 20 января освобождён Новгород. И двадцать седьмого января 1944 года победный салют озарил небо над многострадальным Ленинградом.
В результате Ленинградско-Новгородской операции 1944 года группе немецких армий «Север» было нанесено тяжёлое поражение. Почти полностью были очищены от врагов Ленинградская и Калининская области, и Красная Армия вступила в Эстонию.
Великая Отечественная война продолжилась уже в Европе.
Вторая Ударная армия, в которой служил Андрей Владимирович Горшков, участвовала в прорыве блокады Ленинграда, его полном освобождении от вражеской блокады в январе 1944 года, в очищении Польши от гитлеровских войск в январе–феврале 1945 года. Войну Андрей Владимирович закончил в мае 1945 года в Праге, столице Чехии.
«Мы въезжали в Прагу на трофейных немецких автомашинах и американских грузовиках — «Студебеккерах», полученных по ленд-лизу, — рассказывал ветеран. — Это было незабываемо. Чехи радостно встречали нас, своих освободителей. На улицах мужчины и женщины, парни и девушки дарили нам цветы. А на подносах подавали вино и закуску. Настроение у всех было прекрасное».
https://i.imgur.com/pyuFTzrm.jpg

В сентябре 1947 года Андрей Владимирович демобилизовался и вернулся в Покров.
Р.Игнатов и Г. Фомичева, 2015г.

0

11

https://i.imgur.com/36SYsL1m.jpg

0

12

НОЧЛЕГ ПОСЛЕ БИТВЫ

Зимой 1943 года остатки нашего полка, основательно потрепанного в боях под Сталинградом, были размещены на переформирование в какой-то чудом не разрушенной войной деревне, названия которой я уже не помню. Деревня была большая, а нас, прибывших сюда после Сталинградской битвы, осталось немного.
   Большая часть нашего полка полегла на полях жестоких сражений, так что на постой по избам нас разместили весьма вольготно. Мне же, как механику-водителю одной из немногих уцелевших после тех боёв полуторки, подфартило пожить в избе у радушной старушки вообще одному. Немец после кровопролитных боев был отогнан довольно далеко от этих мест, он беспокоил нас лишь авианалетами, на которые после сталинградского ада мы вообще не обращали внимания. Поэтому жизнь в той деревне казалась мне раем.
   Тогда-то и случилась со мной история, о которой я не забуду до конца своих дней. Однажды утром я сидел у растопленной печи и, слушая, как булькает кипящая вода в стоявшем на плите чугунке с картошкой, предвкушал сытный завтрак, которым накормит меня хозяйка. Но тут к нам в дом пришел ординарец заместителя начальника штаба нашего полка мой приятель Лёха. Взглянув на него, я тут же понял, что нынешнему моему покою пришёл конец. Так оно и вышло.
— Привет, Игорян, — пожал он мне руку, — тебя срочно вызывает Малинин, надо ехать за пополнением. Заводи свою колымагу и живо дуй к сельсовету, там он тебя будет ждать. И еще — он просил взять с собой палатку, чтоб новобранцев укрыть от холода.
  Спешно собравшись, подъехал я к сельсовету, где меня уже поджидал замначштаба. В руке он держал потертый портфель, который постоянно возил в своих фронтовых разъездах. Открыв дверь кабины, Малинин спросил:
— Ты палатку взял?
— Так точно, товарищ майор!—отрапортовал я.
— Хорошо, — коротко ответил он и поднялся в кабину.—Тогда поехали.
— В какую сторону?—спросил я растерянно.
— Ох, извини, совсем умотало меня это переформирование,—и, расстегнув портфель, майор достал из него фронтовую карту. Найдя нужное место, он ткнул в него пальцем.
— Вот здесь находимся мы, а ехать надо вот сюда.
   Взглянув на карту, я тут же прикинул, что до обеда мы должны обернуться. Так, помнится, размышлял я в ту минуту. Если б я знал тогда, что ожидает нас в скором времени, то не рассуждал бы столь опрометчиво. Но человеку не дано угадать даже того, что может случиться с ним в следующую минуту.
  Первую половину пути проехали мы довольно шустро. Промерзшая дорога была накатана, как шоссе, мотор моей полуторки работал ровно и уверенно, мы словно летели на крыльях по гладкому и широкому зимнику, и, убаюканный этими радостными каждому шоферу обстоятельствами, я начал мечтать о теплой избе, которую покинул недавно и куда намеревался вернуться вскоре. Я даже стал представлять себе нетронутую мной картошку и затопленную хозяйкой русскую печь, на которую, конечно же, заберусь после сытного обеда. Но тут услышал я, что движок моей полуторки начинает глохнуть. Проехав еще с десяток метров, машина и вовсе остановилась. Добрую четверть часа суетился я, пытаясь завести мотор, но всё было напрасно. Тогда я попытался завести машину ручником.
  Не помню, как долго крутил я прокаленный морозом ручник, но помню, что, несмотря на холод, даже вспотел. Желая помочь мне, Малинин выбрался из кабины и предложил:
— Дай-ка и мне попробовать. Ты уже выбился из сил.
— Попробуйте, товарищ майор, — отошел я от капота, уступая ему место.
  Потом мы до пота, до изнеможения даже, крутили по очереди стартер, то отчаянно пытались найти поломку в моторе. И за все это время ни одна машина не появилась на дороге. Когда же холодное зимнее солнце, миновав зенит, начало опускаться к горизонту, Малинин, взглянув на часы, проговорил решительно:
— Довольно, хватит ваньку валять, бесполезно все это, совсем о другом сейчас думать надо. — О чем, товарищ майор?—спросил я.
— В полку нас будут ждать, в крайнем случае, к вечеру, — отвечал он, — так что машина к нам на подмогу приедет не ранее завтрашнего утра. А это значит, что нынешнюю ночь мы проведем здесь. И, чтобы не околеть до рассвета, нам нужно, пока не начало темнеть, позаботиться о ночлеге. Слава Богу, что палатка при нас.
— Так точно, товарищ майор, — согласился я.
— Ну, вот и хорошо,—подытожил Малинин,—сейчас мы её поставим, разведем в ней костерок и переночуем.
   Потом, подумав немного, он произнес:
— Я пойду для палатки стоек нарублю, а ты бери лопату да место для неё расчищай. Малинин направился в сторону соседнего леска, а я достал из кузова лопату и принялся раскапывать снег рядом с нашей машиной. Однако, стоило мне несколько раз ткнуть лопатой в сугроб, как натолкнулась она на что-то твердое. Не понимая, что попалось под штык, присел я на корточки и стал разгребать снег перед собою. Каково же было мое изумление, и даже испуг, когда изпод снега предстали передо мной два аккуратно зашнурованных немецких солдатских ботинка. Пораженный этой странной находкой, с еще большим усердием продолжил я свою работу и вскоре откопал из сугроба двух лежавших бок о бок убитых немецких солдат.
   На них были серые легкие шинельки, перепоясанные ремнями с черными металлическими пряжками, которые сразу бросились мне в глаза. «gОТ Мit Uns»,—было написано на пряжках по-немецки крупными буквами. «Бог с нами», — так переводились эти слова на русский. Много раз слышал я об этой надписи, но лишь в тот день впервые увидел ее своими глазами. Словно завороженный рассматривал я прокаленную морозом пряжку.
   Шуршание снега поблизости заставило меня очнуться. Обернувшись на звук, я увидел идущего ко мне Малинина. За поясом у него был заткнут топор, пару молодых елочек волок он за собой.
— Игорек!—крикнул он,—что ты там откопал?
— Двух покойников нашел, Юрий Иванович,—отвечал я ему,—фрицев закоченевших.
  Когда Малинин приблизился ко мне, я, указав на откопанных мертвецов, попытался пошутить:
— Поглядите, товарищ майор, рядом с какими молодцами придется нам сегодня ночевать. Однако Малинин не поддержал шутливого моего тона, а вместо этого, печально взглянув на меня, вдруг произнёс озабоченно:
— Как бы не получилось так, что завтра, когда за нами приедут, не нашли нас такими же окоченевшими, как эти фрицы. Помнится, я даже вздрогнул от тех жутких слов и произнес растерянно:
— Ну почему, товарищ майор? Ведь вы же говорили о палатке, которую мы поставим, и даже собирались развести в ней костерок.
— Говорить-то говорил,—промолвил Малинин еще более грустно,—но, как оказалось, невозможно это. В ельнике, где я срубил ёлки, все остальные не больше этих, но они годны лишь, чтоб нарядить их на новый год, а для палатки нужны стойки посолиднее. Так что, Игорек, видно придется нам с тобой всю ночь у костра под открытым небом сидеть, и засыпать ни в коем случае нельзя, потому как если костер погаснет, мы можем и вовсе не проснуться.
— Неужто нельзя ещё что-то придумать?! — вскричал я в отчаянии.
— Не знаю, не знаю,—отвечал Малинин озабоченно,— тут покумекать надо.
   Русский солдат в известной сказке из одного топора себе кашу сварил, вот и мы должны как-то ухитриться посреди этого заснеженного поля в тепле переночевать. Давай-ка покурим и подумаем, как из того, что вокруг нас имеется, из подручного материала то есть, для палатки стойки соорудить. Свернув по козьей ножке, мы закурили и принялись соображать, как выйти из затруднительного положения. Бескрайнее, засыпанное снегом поле открывалось нашим взорам, не суля ничего хорошего
. — Да, видимо, прав Малинин,—с тоскою подумал я тогда,—и придется нам проводить ночь под открытым небом. От таких мыслей печально опустил я голову и тут опять увидел лежащих на снегу немцев. Вдруг дерзкая мысль осенила меня: — Да вот же! — вскричал я радостно, — вот тот самый подручный материал, который нужен,—перед нами лежит! Этих фрицев мы поставим шалашиком и укроем палаткой, вот и домик, в котором можно переночевать. Как вам это предложение?
   Малинин ответил не сразу. Некоторое время он молчал. Потом вдруг с неожиданной радостью заговорил: — А это ж идея! И хотя не очень приятно проводить ночь бок о бок с мертвецами, но, как учил меня когда-то мой дед: «жить захочешь — и кошку съешь». Другого выхода все равно у нас нет и придется пробовать то, что ты предложил, ведь умирать совсем не хочется. Поэтому давай поставим этих вояк «шалашиком», как ты сказал, а уж потом, если из них действительно получится устойчивая конструкция, ещё откопаем, двоих для шалаша маловато будет. Мы здесь в начале зимы столько немчуры положили, что под этим снегом таких Гансов не один десяток найдется.
  В тот день все задуманное удалось нам исполнить весьма удачно. Сначала мы испробовали устойчивость предложенного мной шалашика. Поставив двух немцев в наклон друг к другу, так, что затылок одного лежал на плече другого, мы для большей надежности связали их шеи веревкой. Такая конструкция и вправду оказалась надежной. Убедившись, что находимся на верном пути, мы с еще большим усердием принялись откапывать из-под снега замерзших немцев. Тяжела и страшна была та наша работа. Но молодость и неистребимая жажда жизни легко превозмогали и смертельную усталость, и омерзительную жуть, вызванную прикосновениями к оледенелым телам покойников.
   К исходу дня ужасный шалаш, собранный из замерзших мертвецов, успокаивал наши души. До начала сумерек мы успели сделать еще пару ходок в ельник за дровами. Теперь нам оставалось только укрыть фрицев брезентовой палаткой. Но прежде, чем заняться этим, мы обрубили с принесенных из леса елок хвою и уложили ее в том месте, где собирались спать. Остатки елок разрубили на мелкие части и приготовили для костра. Когда же собрался я идти за палаткой, Малинин остановил меня.
— Игорек, — произнес он по-дружески, нечаянное испытание с каждой минутой сближало нас все сильнее,—заодно прихвати из кабины мой портфель с документами, он на сидении остался. В нем пачка многотиражек, которые я в соседнюю часть вез, будем ими костер разжигать. Когда я принес Малинину портфель, мы легко натянули палатку на фрицев, так что теперь превратилась она в двускатный шалаш, в котором вполне хватало места для нас. Потом, прорезав в брезенте небольшую дыру для выхода дыма, мы забрались в палатку и принялись разводить в нашем домике костер.
  Газеты из портфеля Малинина действительно помогли нам в этом. Вскоре в жутком шалаше нашем загорелся небольшой костерок. Свернув по козьей ножке, мы закурили. Потом, бросив цигарку в огонь, Малинин снова потянулся к портфелю.
— Ну, а теперь поглядим,—проговорил он вальяжно,— что ординарец мой на ужин нам собрал. Малинин сунул руку в портфель и, что-то нащупав в нем, произнес торжественно: — А все же, хоть и написано у фрицев на пряжках, что Бог с ними, но Он не с ними, а с нами, хотя на пряжках у нас изображена лишь пятиконечная звезда. Иначе как тогда объяснить, что Он помог Красной армии отстоять Москву и Сталинград, а нам с тобой помог сегодня устроить сносный ночлег? С этими словами Малинин торжественно достал из портфеля банку тушенки, большую краюху черного хлеба и металлическую фляжку, в которой обычно возил спирт.
— Ну и молодец мой ординарец Алексей! Надо ему благодарность объявить, он ее заслужил. А сейчас, дружок, открывай тушенку да режь хлеб, а я пока снега в спирт добавлю, чтобы не обжег он наши глотки. Достав из-за голенища нож, я порезал хлеб и открыл банку. Потом мы по очереди глотали из фляжки обжигающий горло спирт и закусывали хлебом с тушенкой.
   Первый глоток наш был за Победу, вторым помянули мы наших погибших боевых товарищей. После Малинин убрал фляжку в портфель и, подложив в костерок еловую ветку, по-командирски произнес:
— А теперь объявляется отбой. Завтрашний день у нас будет трудным. Ты спи, а я за костром послежу.
  Так мы и поступили. И вскоре я уже спал сном младенца, положив голову свою рядом со шнурованным ботинком наклоненного надо мной фрица. Из той ночи мне смутно помнится лишь одно, как вдруг проснулся я от неожиданного удара по животу. Открыв глаза, при слабом свете костерка я с трудом разглядел лежащую на моем животе сжатую в кулак человеческую кисть и услышал спокойный голос Малинина:
— Не пугайся, это у фрица рука оттаяла. Отодвинув от себя руку покойника, я тут же забылся сном. Утром разбудил меня настойчивый сигнал автомобильного клаксона. Присмотревшись, разглядел я, что угли в костре едва тлеют и услышал ровное посапывание лежавшего рядом со мной Малинина. Автомобильный гудок снова потревожил утреннюю тишину, и только теперь я сообразил, что это сигнал машины, приехавшей к нам на помощь. Выбравшись из-под брезента, я увидел стоящую на дороге полуторку, около которой курил мой закадычный дружок Семен.
— Здорово, Игорян! —крикнул он.—Вы живы?
— Как видишь,—отвечал я, шагая к нему.
— Что с колымагой твоей стряслось?—перешел Семен к делу.
— Да мотор заглох,—отвечал я.
— Давай, на прицеп тебя возьму, — предложил Се мен,—может, и заведется, я уже трос приготовил…
  Когда пособивший нам Семен уехал, мы с Малининым стянули палатку с окоченевших фрицев и только теперь, при утреннем свете, по-настоящему рассмотрели, сколь жуток был их вид. Лица покойников от пребывания в тепле несколько оттаяли, и выступившая на их щеках влага неожиданно показалась мне слезами, как будто вдруг заплакали они, горюя о несчастной своей доле. А мы с Малининым, скрутив по козьей ножке, долго курили, рассматривая невольных спасителей своих, и впервые по-человечески жалели их. Потом, свернув палатку, мы забросили ее в кузов машины, и, собрав другие наши пожитки, забрались в кабину, и вскоре уехали с этого столь памятного нам места.

От автора.

Историю эту рассказал мне участник Сталинградской битвы Евгеньев Игорь Евгеньевич. Увы, «по свежим следам» я не записал ее, потому некоторые детали его рассказа по прошествии времени выпали из моей памяти, и восстановить их сейчас невозможно, так как Игоря Евгеньевича давно нет, а кроме меня, даже своим близким родственникам, эту историю он никому не рассказывал. И все-таки я решился написать этот рассказ, чтобы в памяти людской сохранилась еще одна драматичная страница Великой Отечественной войны.

Сергей Николаев, 2021 г.

0


Вы здесь » Форум города ПЕТУШКИ » О городе Петушки » Рассказы земляков. На фронте